«Никому не открывай дверь, – шипит «синий». – Ты знаешь, как заканчивается НАША сказка, Белоснежка. Ты подавишься яблоком и умрешь…»
«Ты думала, мы куклы?» – хихикает «розовый». Он разевает рот, и Светлана с оторопью видит громадные клыки, с которых сочится слюна.
Она кричит, но все, что вырывается из ее рта, – едва различимый писк, не громче, чем у мыши.
В дверь начитает кто-то стучать – настойчиво и даже злобно.
«О! Весельчак пришел! – радостно восклицает «розовый». – Опоздал, опоздал!»
«Седьмой гном», – вспыхивает в мозгу Светланы, и внутри разливается озеро страха.
Скукоженная поджаристая корочка – все, что осталось от лица Вячеслава, – начинает похрустывать и шевелиться, из пустых глазниц, извиваясь, лезут черви.
«Ты убила меня, – раздается в голове печальный голос ее возлюбленного. – Это из-за тебя меня разорвали на куски и запекли на углях…»
Рассудок покидает Светлану. Она задыхается, сердце ухает кузнечным молотом, оно готово вот-вот пробить грудину и, выскочив, повиснуть пульсирующим мешочком на влажных от крови трубочках.
Дверь сотрясается от остервенелого стука, затем неожиданно грохот обрывается.
«Белоснежка?» – хихикают снаружи, и спину Светланы обжигает холодом. Она, бесспорно, знает этот голос.
«Откройте, братья. Я голоден. У вас так вкусно пахнет, у меня весь рот заполнился слюнями», – продолжает кривляться тот, что за дверью.
Гномы, суетясь и толкаясь, как дети, чуть ли наперегонки несутся к выходу.
«Не надо, – шепчет обескровленными губами Светлана. – Не открывайте ему… Он пришел за мной…»
Наконец дверь распахивается настежь, и внутрь проскальзывает горбатая черная тень. Перед ней уродец в развевающемся плаще и колпаке, в его скрюченных руках огромная коса с залитым кровью лезвием.
«Где мой ужин?!» – хрипит чудовище…
…и Светлана в ужасе распахнула глаза.
– О господи, – прошептала она, приподнимаясь на дрожащих локтях. Глаза слезились, и она торопливо вытерла влагу, испуганно моргая.
В голове всколыхнулось, словно течением перевернуло на дне гнилые водоросли:
(Где мой ужин?!)
Она села, тяжело и отрывисто дыша. Клетчатая рубашка взмокла от пота и отвратительно липла к разгоряченной спине.
Светлана бросила взгляд на Вячеслава, который крепко спал, словно работяга, отпахавший две смены подряд без передышки.
«Пока мы дрыхли, с нами можно было делать все, что угодно», – подумала она, и от этого непреложного факта женщине стало не по себе.
– Эх ты, соня, – вздохнула она, вылезая из спальника.
Лоскутья жуткого сна медленно и неохотно выветривались из дальних закоулков сознания, и в какой-то момент Светлана подумала, что упустила из виду важную деталь.