– Мы и пришли поговорить! Слазь суды! А то стрелять будем!
– Айда, братва, к нему! – И первые ряды, смяв часовых, кинулись к двери «Колизея»...
– Даешь Чичкана!!! – заорали в толпе.
Беспорядочная стрельба послышалась со всех сторон...
3
Дверь жалобно хрястнула и распахнулась.
Дула винтовок черными бездонными глазками смотрели на Чичканова. Он не слышал ругательств и криков – словно оглох, он только молча смотрел на ворвавшихся людей.
Растолкав солдат, к столу вышел поручик, держа револьвер перед собой.
– Вы уже в форме? – спросил Чичканов, прикуривая папиросу. – Нафталином попахивает, плохо вытрясли.
– А я чувствую запах гари, Чичканов! Сожгли документы?
– Вы опустите винтовки, товарищи, – обратился Чичканов к красноармейцам. – Я не убегу. Вас вон сколько, а я один.
Поручик заметил, как послушно опустили винтовки красноармейцы, и в бешенстве крикнул:
– Связать!
Откуда-то появились двое с веревкой. Они грубо заломили Чичканову руки назад. Поручик обыскал его, вынул наган, папиросы.
– А документы где?
– При себе, господин офицер, не держу. Меня и без документов узнают.
В дверях появился бывший городской голова Шатов, самодовольный, расфуфыренный адвокат.
– А-а, Чичканов? Что-то у вас грустный вид сегодня? Бодритесь, бодритесь! Правосудие не без снисхождения! Студенческое землячество и прочее!..
Чичканов презрительно смерил его взглядом:
– Развяжите руки!
– Что за тон? Вы приказываете?
– Да, приказываю, – ответил Чичканов.
– Но пока приказывать буду я.
– Сами чувствуете, что пока?
– Агитация неуместна! Не храбритесь, Чичканов! Ваша песенка спета!
– Развяжите руки! – повторил Чичканов.
– Поручик, – примирительно улыбнулся городской голова, – удовлетворите его последнюю просьбу. Этого требует благородство офицера в отношениях к побежденному.
– Нет! Это не просьба, а требование, и не последнее, – твердо сказал Чичканов. – Развяжите руки и принесите мою шинель.
Офицеры переглянулись с Шатовым.
– Принесите.
В это время появился генерал Богданчик, седой обрюзгший старик.
– Мне помнится, генерал, я освободил вас, учитывая вашу старость, – сказал Чичканов, растирая запястья рук. – Где ваше честное офицерское слово?
– Что здесь происходит? – Генерал побагровел. – С кем он так разговаривает? Как вы позволяете ему?
– А вы не вольны мне позволять, – ответил Чичканов. – Я сам себе позволю. И о чести я имею более высокое понятие, чем вы, генерал!
Богданчик подскочил к Чичканову, размахнулся, чтобы дать пощечину, но Чичканов так посмотрел на него, что генерал попятился:
– Вон, вон его отсюда! В тюрьму!
4
Маша обошла весь вокзал. Никто не знал, будет ли пассажирский из Козлова.