– Стоп, так призрака два? – Элис переводит взгляд на Сюзанну.
В дверь еле слышно стучат. Я дергаюсь, а вот Наследницы на стук не реагируют. Судя по удивленным выражениям лиц, они ничего не слышали.
– Что будем делать? – спрашивает Сюзанна.
Я нервно меряю шагами пыльную комнатку:
– Приходите сегодня ночью ко мне и помогите прекратить все это.
Глубоко вздыхаю и вновь открываю дверь. Девочка стоит, прислонившись к стене, и крутит в пальцах кончик длинной косы. Наследницы выходят в коридор следом за мной.
– Отстань, – шепчу я девочке.
– Ада, – заявляет она, выпуская из рук косичку. – Меня зовут Ада. – Она хмурится, замечая мое выражение лица. – Ты злишься, потому что я смеялась из-за черники?
У нее британский акцент.
– Нет. Просто хочу, чтобы ты ушла.
Ада остается невозмутимой:
– Мой брат Фредерик такой же вредина. И лицо у него краснеет прямо как у тебя. Однажды он захлопнул передо мной дверь комнаты, а сам зацепился рукавом за щеколду и упал, сильно порвав рубашку. Папа был в ярости, – хихикает Ада.
Наследницы берут меня в кольцо, скрывая от посторонних глаз, чтобы никто не увидел, как их спутница разговаривает с пустотой. Я наклоняюсь и добавляю голосу суровости:
– Уходи и даже не думай возвращаться. Ты мне здесь не нужна.
Губы девочки дрожат, я стараюсь не обращать внимания.
– Я лишь хотела узнать, не находила ли ты мой крючок для обуви. Мамочка жутко разозлится, если я его потеряла. Он единственный, больше мы с собой в Америку не взяли, – дрожащим голосом говорит Ада.
В Америку? Она что, не знает, где находится? Внимательнее осматриваю старомодное платье Ады. И сглатываю.
– Как… вы собираетесь попасть в Америку?
Она вытирает глаза тыльной стороной ладони.
– На «Титанике». Папа говорит, это самый большой корабль в мире.
У меня кружится голова.
– Ты пришла сюда, чтобы забрать свой крючок для обуви?
Мой голос звучит гораздо менее уверенно, чем пару секунд назад, а мысли роятся вокруг странного загнутого прута, найденного вчера среди книг. Дрожащими руками я достаю его из своей сумки.
Ада хватает крючок и исчезает. Вот бы мне сейчас исчезнуть.
Я лежу без сна на большой кровати с балдахином, украшенным вырезанными на нем цветками рудбекии, и смотрю на шкаф. Телефон валяется рядом.
С той ночи я так и не проверила, остались ли в тайной нише письма Эбигейл. Сама мысль, что они могут быть там, приносит успокоение, словно Элайджа все еще рядом со мной. И вот так, лежа в темноте, я почти верю в то, что он внезапно может появиться.
Он будет привычно серьезен. Я расскажу ему о папе и о своем последнем сне. Элайджа выслушает и даст совет, которым я, конечно же, не воспользуюсь. И время от времени, когда Элайджа будет думать, что я не обращаю на него внимания, стану ловить его взгляды.