Джек кивнул и вздохнул.
— Значит, это все, что мы сейчас можем сделать. Вы двое идите домой и отдохните. — И Гвен, и Янто начали было говорить, но Джек оборвал их. — Никаких аргументов. Я за всем здесь послежу. Если наш визитер решит появиться, у меня будет хотя бы две минуты включить сирены, — он взглянул на часы. — Хотя любой, кто станет петь в такое время, просто безумец.
— Есть еще кое-что, — Янто слегка нахмурился. — То, что я почувствовал до атаки пришельца на Дрю Пауэлла. — Он взглянул вверх. — У меня появилось ужасное чувство пустоты. Одиночества, но будто человеческого одиночества, помноженного на себя тысячи раз. Ощущение было слишком сильным, я не могу описать его. Было чувство, словно я освобожден от всего, что знал все себя. Всего, чему меня учили другие, делились со мной, или я испытывал к кому-то. — Он говорил с опущенной головой, потому что никогда не чувствовал себя комфортно, рассказывая о внутренних ощущениях. — Но я не чувствовал агрессии. Может тоску, но не агрессию.
— Что ты хочешь сказать? — нахмурился Джек. — Что попал в сознание пришельца?
— Что-то в этом роде. Или его вторглось в меня. Как-то так, — он поднял глаза. — Все, что я хочу сказать, что он убивает людей не намеренно. Не думаю, что он понимает суть убийства. Не знаю, зачем он это делает, но убийства не преднамеренные.
Повисла минутная тишина, затем Катлер саркастически фыркнул со своего места.
— Думаю, это сильно утешит жертв и их семьи.
Гвен уставилась на него. Он был полицейским до мозга костей. Она знала такую форму мышления категориями «черное» и «белое». Но этому не было места здесь. Хоть ей и казалось порой, что такой подход сильно облегчил бы дело.
— Возможно, нет, — сказал последнее слово Джек. — Но это может помочь нам, когда мы возьмем его.
Даже на грани мрака ночь была окутана тишиной. Лишенное формы, оно все еще чувствовало отголоски боли от впившегося в плоть металла. И боль, и металл и ощущение привыкания к физической форме уже ушли, но сохранилось послевкусие.
По крайней мере здесь, спрятавшись в безвоздушной чуждости безмерно далеко от тишины родного дома он мог различить легкое жужжание такого шумного мира рядом с собой. Оно втягивало звуки, даже если они были не тем, чего он жаждал или тем, что ввергало его в отчаяние.
Органы, которые он поглощал, отказывались функционировать, как это делали у оригинального носителя, ярость разочарования излилась из бесформенной массы и где-то на кромке «ничего» случайная вспышка грозы осветила мирную гладь моря. Страх пронесся по его сознанию. Что-то пыталось собрать его сквозь вселенную по крупицам, исправить ошибку, которая принесла его сюда. Осталось мало времени на что, чтобы взять то, чего он алкал. Приняв исходную позицию, он ждал.