Командир кивнул и пошел, сопровождаемый замполитом, к выходу. Я присел на топчан, где до этого сидели товарищи командиры, и задумался о том, что вся эта история попахивает еще хуже, чем я думал.
– Товарищ, вы здесь еще побудете? – неожиданный вопрос врача вырвал меня из мыслей.
Я поднял глаза.
– Могу побыть.
– Я отлучусь ненадолго. Дождитесь меня, пожалуйста.
– Хорошо.
Спустя минуту после ее ухода я нагнулся к Мошкину и негромко сказал по-немецки:
– Отдай архив. Мое.
Его воспаленный мозг не сразу, а спустя какое-то короткое время откликнулся на них:
– Мой архив! Интернациональная улица… Третий этаж… Мой! Никому не отдам! Мой! – его отрывистая и бессвязная речь в очередной раз оборвалась.
В течение получаса он еще дважды бредил, но то, что говорил, представляло собой повторение ранее сказанного, после чего, дождавшись врача, я ушел. Весь вечер я раскладывал по полочкам, что мне случайно удалось узнать, после чего подвел итоги.
«Мошкин – это хорошо законспирированный немецкий агент. Непосредственно он не связан с перебежчиками, так как в противном случае тот бы его не сдал фрицам. Работал Мошкин по делу… м-м-м… Скажем, назовем его для простоты “Архив”. Этот архив, предположительно, лежит в одном из домов на улице Интернациональная. Город? Девяносто процентов из ста, что это Москва. Что там? Хм! Проявленный интерес к нему немцев… Секретная документация, схемы, чертежи? Скорее всего, что нет, чем да. Иначе бы он отснял все на микропленку и отправил бы обычным путем, с каким-нибудь курьером. Нет. Здесь что-то другое. И еще… Почему он постоянно упоминает третий этаж?»
На следующий день мне стало известно, что «Мошкин», так и не придя в сознание, умер около часа ночи. Узнав, я откровенно обрадовался этому факту, особенно после разговора с командиром и комиссаром.
– Так ничего и не выяснил, товарищ Константин?
– Как вы сказали, Никита Семенович, это был бред умирающего человека.
– Полностью с вами согласен, товарищ. Вот и наш комиссар тоже такого же мнения. Правда, Василий Александрович?
– Да. Согласен, – кивнул заместитель по политической части. – К тому же он умер, и все непонятное ушло вместе с ним.
– Согласен. Забыли, – поставил я точку в нашем разговоре.
Партизанские командиры, услышав мой вердикт, даже повеселели. Вопрос решен! И теперь это непонятное дело, от которого явственно пахло допросами у следователя госбезопасности, было полностью закрыто.
Выйдя из штаба, я направился к землянке, где держали под стражей пленного подполковника. Просто интересно было с ним поговорить, к тому же все равно делать было нечего.