– Это как?
– Ну смотри, к примеру, приходит человек, ему группа нужна на свадьбу.
– Так.
– Я ему говорю: «Сотка».
– А он?
– Он говорит: «Договорились». И уходить собирается. Тут я ему вдогон, как бы на пороге уже: «А вам с бас-гитарой или без?» Он: «Ну конечно, с бас-гитарой. А разве бывает без? Я ему говорю: «Конечно, бывает. С бас-гитарой с вас сто тридцать».
– А он?
– А ему куда деваться. Так на каждой свадьбе я еще тридцать сверху поднимал. В нашей филармонии таких денжищ в те годы не водилось.
– А потом?
– Да как-то проснулся утром, а вокруг никого. Группа развалилась окончательно, перессорились все. Цифровые пришли технологии, на свадьбы никто не звал. Технику чиню иногда, да бухаю тут по вечерам.
Он многозначительно почесал затылок и вдруг изрек, глядя в стену мутными глазами, обращаясь то ли ко мне, то ли к самому себе:
– Бойтесь каверов. Эпоха каверов – страшное время. Тебе кажется, что все хорошо, Ты двигаешься и все идет своим чередом. Каверы – ловушка, объедки пиршеств былых времен. Никуда ты не двигаешься, тебя просто сносит назад, быстрее и быстрее, и вот уже лет десять пролетели незаметно.
Он отпил еще и продолжил, заплетающимся языком:
– Картинка за окном сменяется и в кармане даже что-то начинает звенеть. Но стекло запотело и ты не понимаешь, что массовка, пробегающая за стеклом с ветками в руках, бежит в другую сторону.
Можно окунуться в ретро на мгновение, будто семейный альбом пролистать, слезу вышибить. Но погрузившись, рискуешь никогда не выплыть назад.
Он отодвинул бокал, и поднялся:
– Ладно, я пойду.
– Может на концерт останетесь? Тут жесть сейчас будет.
– Да чего я там не видел, – отмахнулся он устало. – Плавали, знаем.
Расплатившись с барменом, он пошел, шатаясь к выходу, растолкал всех и исчез за дверью, а я пошел поближе к сцене, потому что уже послышался первый удар барабанных палочек…
Поэты живут так, как будто завтра могут умереть.
Вез из аэропорта до гостиницы.
– Как тебе удается – триста концертов в год и тридцать новых песен?
– Все может случиться, самолет, машина, а вдруг не успеешь, то самое, самое главное, не успеешь сказать. Жизнь и так короткая. Какие-то слова, какие-то важные вещи сделать, написать песню, ту самую важную, еще не написанную, но самую-самую любимую. Понимаешь?
– Нет, мне кажется у меня нет самой важной ненаписанной песни.
– Если этот день ты живешь как последний, ты весь вложишься, по максимуму. Если отложишь на завтра, ничего в итоге не успеешь.
Я не нашел ничего лучше, как продолжить вопросы, рискуя надоесть.
– Но ведь умирать страшно. Если завтра тебе суждено умереть, разве можно не думать сегодня о смерти?