Потому что через пять минут во двор уже въезжала милиция, которую вызвал владелец иномарки…
Весь двор писал объяснительные, и за полночь мы наконец разошлись.
Через два месяца Чернышевский сам вернулся. Из чего мы сделали вывод, что порой лучше вообще ничего не делать, и все как-нибудь само разрешится. А также, если кто-то в чем-то и виноват, то это сам Чернышевский. Но он лишь урчал и лениво жмурился, лакая из блюдца свое молоко. Да и не такой уж он был стопроцентный Чернышевский. Ведь на груди у него был орден – большое белое пятно.
Поэт находится выше обстоятельств этого бренного мира
Суфий Вано
В 2006-м Гаврош из Питера улетала в столицу.
Я подъехал к Октябрьской, чтобы отвезти их с Чайкой в Пулково. Погрузившись, быстро проехали по Лиговке, потом вырулили на кольцевую. Там мы и уперлись в гигантскую многокилометровую пробку, как речной поток упирается в плотину.
Дело было дохлое, на рейс они не успевали.
Глядя в окно, как бы равнодушно, Гаврош процедила:
– Звони.
Чайка тяжело вздохнула и достала телефон:
– Добрый день, мы опаздываем на рейс.
– Ну и что?
– Задержите, пожалуйста, рейс номер такой-то.
– Да вы что там, совсем ох…ли?
– У нас тут… (“Фамилия Гавроша”), у нее концерт.
– Чего ж вы сразу не сказали, попробуем…
– Спасибо.
Пробка через полчаса как-то рассосалась, мы подъехали ко входу в аэропорт, и они улетели.
Через пару месяцев я спросил:
– Слушай, а ты не волновалась, что сорвется концерт, что опоздаешь?
Пожав плечами, ответила:
– Ты же знаешь, что без меня не начнут…
– Рамка, сука, кривая, – кричал кучерявый, бегая вокруг камеры.
В студию Лендока я попал случайно. Мирра снимала свой фильм о Женщине, и я заехал по ее просьбе с ноутбуком для оцифровки.
Она дала какой-то адрес на Крюковом канале. Старинная студия документального кино располагалась в особняке с серыми стенами. Фильм снимали полуподпольно, в ночное время, ибо финансирования почти не было, а камеры брали «по блату», пока они отдыхали от дневных съемок.
Я ждал Мирру в коридорчике.
Неожиданно сбоку распахнулась дверь, и вывалился какой-то лохматый человек, весь в проводах
– Они думают, что мы дерьмо, понимаешь? Что я никто, что все зависит от них, все расчеты, просчеты, х – щеты, планы и мизансцены, – обратился он неожиданно ко мне.
– Вы о ком? – опешил я от такого напора.
– Да все эти режиссеры, продюсеры, директора хреновы.
– А вы кто?
– А то не видно? Оператор, – и гордо тряхнул кучерявой шевелюрой.
– Вообще не видно. Чем оператор должен отличаться от обычного человека? Прической что ли?
– Не только, Делом. Мы дело делаем, пока все фантазируют, мечтатели…