Однако, сейчас я по какой-то непонятной причине пьян, а потому даже наслаждаюсь это блядовитой улыбкой, желающей мне смерти и мучений. Это как укус кобры, только… Даже не знаю, с чем сравнить. Становится ли укус кобры менее болезненным, когда ты бухой?
— Как дела у Фэйт? — спрашивает она, перекрикивая музыку, и внутри меня что-то ёкает, будто бы мама пришла с родительского собрания и интересуется моими успехами. А я, конечно, как обычно просрал всё, что было возможно.
— Вы же общаетесь, — отнекиваюсь я, — думаю, она и сама тебе расскажет.
Руфь недовольно морщит нос и снова отпивает из своего стакана. Её глаза подёрнуты пеленой, которая нравится мне больше всех прочих эмоций, которые она может испытывать — пеленой опьянения. Бухло превращает эту прибитую наглухо гидру во вполне безобидную медузу Горгону, которая максимум назовёт тебя пидором или врежется в дверной косяк.
Я теряю счёт времени, и мне начинает казаться, что я уже вечность нахожусь на этой вечеринке. Я родился здесь, я умру здесь. В окружении едва сдавших выпускные экзамены бедняков, половина из которых покатится по наклонной, на которую они уже благополучно ступили, а другая — будет жить на пособие, продолжая доить нашу и без того расшатанную страну.
Один за другим меняются стаканы с пуншем, и я уже не помню, кто я, и где нахожусь. Музыка пронизывает меня до костей, и я перестаю чувствовать своё тело. Ощущаю, как по губам стекает капля тёплой жидкости и, прикоснувшись к своему лицу, вижу на руках следы крови. Голова начинает кружиться, и последнее, что я вижу — это испуганное лицо Руфи, исчезающее в пёстрой танцующей толпе.
— Ну, как твои дела? — с привычной улыбкой спрашивает доктор Андерс.
— Всё ещё как обычно, — бросаю я в ответ, пытаясь удобнее устроиться в чрезмерно мягком кресле, — на прошлой неделе подруга попала в беду, но сейчас вроде бы всё в порядке.
— У тебя получилось ей помочь? — он смотрит на меня поверх очков.
— Да… типа того. Я не знаю, что делать в таких случаях. Сделал всё, что мог и стараюсь не надоедать ей. Майк многое для неё делает… да и Том всегда рядом. Думаю, всё будет окей. Надеюсь.
— Расскажешь, что именно произошло?
— Да ничего такого, что хотелось бы рассказывать… Какой-то ублюдок пришёл на вечерний тату-сеанс, в студии никого не было кроме них двоих, ну и этот кусок дерьма решил, что ему всё можно. Ещё и губу ей разбил, мудила.
— Что ты почувствовал, когда узнал об этом? — нахмурился док.
— Не знаю… какое-то противное чувство. Как будто внутри всё сжимается. И злость, что недостаточно могу ей помочь.