— Я никогда не лгала тебе, — как ни в чём ни бывало говорит она, жадно прожёвывая кусочек вяленой говядины, сохранившейся на столе не сожранной по счастливой случайности.
— Да ну? А как же этот твой… как его… Гарри?
— Кев, — закатывает она глаза, обходя вокруг меня и становясь с другой стороны, — на сколько процентов ты уверен, что ты его не выдумал?
Я равнодушно усмехаюсь, но в моей голове начинают лихорадочно крутиться мысли. Гарри… Взрослый говнюк, с которым она изменяла мне прямо за моей спиной! С очерченными скулами, щетиной и… в шляпе? Погодите, какой идиот будет ходить в шляпе? Я буквально почувствовал, как моё лицо принимает идиотскую растерянную гримасу.
— Правильно, Кев, — Руфь хлопает ресницами, — Харрисон. Форд. Мой любимый актёр. Единственный взрослый мужик, бывший в нашей жизни.
— Как же так? — непонимающе мямлю я, — я был уверен…
Руфь прыгает в толпу танцующих, и я бросаюсь за ней. Мы втискиваемся в круг размалёванных чёрных девчонок, задорно двигающихся под «Shape of you». Руфь смеётся и виляет бёдрами, соприкасаясь спинами с длинноволосой Мелиссой Джеймс.
— Очень трогательная история про комбинезон и апельсиновое масло, кстати! Я чуть не прослезилась! — бросает мне она, пытаясь перекричать музыку.
— Зачем ты смеёшься?
— Нужно быть очень талантливым! И очень тупым!
— Для чего? — я едва не срывая голос, пытаясь докричаться до неё с другого конца плотного кольца танцующих выпускников.
— Чтобы разложить одну историю на три!
— Да о чём ты?!
— Кев! — кричит она, выпрыгивая в центр круга и начиная прогибаться, выполняя руками над головой плавные движения. Она приближается то к одной, то к другой девушке из круга, обмениваясь с ними хищными взглядами, пока наконец не подскакивает ко мне, взмахнув запястьем у меня перед носом. Поначалу я морщусь в непонимании, но через секунду чувствую резкий апельсиновый запах, — комбинезон тоже был мой! — выкрикивает она и снова исчезает в толпе.
Я бросаюсь ей вслед, но ноги слушаются с трудом. Голова гудит и кружится, но я чувствую себя каким-то необъяснимо счастливым. Вот за это я люблю старое доброе бухло. Почему я был таким пьяным на выпускном? Я, конечно, не против иногда прибухнуть, но небывало сильное ощущение опьянения — единственное чёткое воспоминание, которое у меня осталось с тех дней. Куда я вообще катился?
Не обнаружив Руфи в зале, я выхожу в коридор, слегка пританцовывая. Я нахожу её у шкафчиков — она стоит, прислонившись спиной к прохладной стене и смотрит на меня в упор. Я подхожу и, уперевшись рукой в стену, нависаю над ней. Рассматриваю черты её лица: прямой, слегка курносый нос, будто бы приплюснутый на кончике, тонкие губы, угловатая линия челюсти и всё те же непослушные рыжие кудряшки, слегка прилипшие ко вспотевшему лбу от постоянного движения.