Замарашка согнулась, подобрала с пола шапку и подала Велебу. Он наклонился, сдвинул вниз вонючую тряпку и не спеша, со значением поцеловал невесту. От тряпки шла вонь гари и стряпни, однако губы замарашки под ней оказались нежными и мягкими. В ответ не шелохнулись.
– Теперь, мати, – вновь обратился к старухе Велеб, – отдай мне ее душу.
– Ишь чего захотел! – изумленная такой наглостью старуха взмахнула руками. – Душу тебе! Может, еще жар-птицу и яблок молодильных?
– Ну а зачем мне невеста без души? Этак можно было не ходить далеко, а из соломы себе свить лелёшку. Но я не из таких, кто нарядит пенек да пролюбуется денек, мне настоящая невеста нужна. У тебя она жила, ты ее душой владела. Теперь она моя – отдавай.
– Возьми! – язвительно предложила старуха, не разнимая сложенных на посохе рук. – Возьми, коли такой хитрой!
В голосе ее впервые прорвалось искреннее чувство. И это чувство было – досада.
Велеб еще раз оглядел печь, ощупал стенку, выбрал непрочно сидящий камень. Вынул поясной нож – сам сковал пять лет назад, еще в Перыни. Бережно, чтоб не обидеть печь – родительницу родовой души, – подцепил и ковырнул глиняную обмазку.
– Яронега, Благожитова дочь, полезай в камень! – приказал Велеб.
Старуха сердито выдохнула. Трижды повторив заклинание, Велеб вынул округлый валун размером со свой кулак. Подобрал кусочки осыпавшейся глиняной обмазки, завернул в ветошку, в которой раньше был хлеб, убрал всю добычу в котомку.
– Вот теперь она моя, – Велеб снова взял замарашку за руку. – Благо тебе буди, мати, за привет, за ласку, но пора нам восвояси.
– Погоди! – Старуха протянула к нему руку. – Как же я гостя без угощения отпущу? Позоришь меня, старую. Скажут люди, до седых волос бабка дожила, а обхождения не знает…
– Не позазри, мати, но некогда мне гостить! – Велеб мотнул головой. – До зари вечерней воротиться надо, а путь еще неблизкий.
Старуха помолчала, сквозь прорези личины вглядываясь в упрямого гостя. Ясно, что уговоры бесполезны: судя по его уверенной повадке, он знает, что и почему здесь творится и как ему надлежит поступать.
– Ученый ты, вижу, – пробормотала она.
– Так я, мати, семь лет в Перыни обучался, у самых мудрых мужей земли словенской.
– Оно и видно… Так ступай, – с досадой и отчасти с угрозой приказала старуха.
Мимо хозяйки с ее посохом, мимо застывших в изумлении белых дев на скамьях Велеб повел замарашку к выходу. Второй рукой она придерживала длинный подол, волочившийся по полу, чтобы не наступать на него.
* * *
Давешний человек-волк так и сидел на земле за воротами. При скрипе створок вскочил.