Единственное, что мне так и осталось неясным это то, какие именно соображения подтолкнули Ворона на это решение. Пожалел ли он этих двух девушек, которые, если честно, особыми талантами в деле уничтожения себе подобных так и не блеснули? Или действительно решил их оставить как своих представителей в Халифатах? Собственно, именно этот аргумент он привел в ответ на их негодующие вопли. Дескать – вот дом, за ним нужен пригляд, а то все разворуют или, того хуже, сожгут. А он денежек стоит, потом и кровью заработанных. Кровь, понятное дело, чужая, но пот-то свой! Опять же – Сафар должен знать, что мы уехали не навсегда, а на время, потому хотя бы пара человек из выводка Ворона должна отираться в Бакурге, создавая видимость нашего присутствия.
Ну, и еще они должны быть хранительницами наших архивов. Там, в доме, остались наши дневники, кое-какие личные бумаги, а также свитки, подтверждающие право каждого ученика на часть состояния, заработанного нами за прошедший год. Ворон разделил имущество и деньги, лежащие в процентных домах, на равные части, а после городской судья заверил своей печатью и подписью документы, из которых следовало, что каждый из нас имеет теперь пусть и небольшое, но личное состояние. А после написал еще один документ, по которому выжившие ученики наследовали средства погибших, и вручил его нам. Мол, хотите – подписывайте, хотите – нет. Сами решайте.
Я подписал. Как, впрочем, и все остальные. И даже Агнесс с Эльбой, которые никуда не ехали.
А на следующий день, рано утром, мы долго махали руками с борта «Луноликой Лейлы» двум сиротливо стоящим на пирсе девушкам, пока те не скрылись в розоватой дымке, стоящей над морем. Не знаю даже, у кого на сердце было больше грусти в этот момент – у нас, идущих навстречу неизвестности, или у них, которым суждено долгое ожидание друзей. Возможно, даже бесконечное. Война – штука такая. С нее можно и не вернуться.
А, может, свою роль сыграл тот факт, что за Агнесс стоит ее отец, возможно, не самый влиятельный в Халифатах человек, но все же имеющий определенный вес при дворе Сафара. Анджан, где проживает дон Игнасио, по сути своей свободный город, но живущий с оглядкой на грозного соседа. А слово старейшины рода де Прюльи в Анджане решает многое. Политика, мать ее так.
В общем – правильный выбор. Что до второй персоналии – тоже все оправдано. Агнесс, увы, имеет привычку терять равновесие в те моменты, когда требуется срочно принять какое-либо решение, есть у нее такая слабость. И вот тут решительность Альбы будет уравновешивать метания Агнесс.