— Очень хочу с ними познакомиться, — сказал Эдуард Иванович.
Когда улеглись спать, Лёлишна долго лежала с открытыми глазами, думала.
Конечно, она не собиралась стать дрессировщицей, но всё-таки обидно: почему Эдуард Иванович ищет ученика, а не ученицу?
Продолжаем подготовку к следующему номеру.
До чего же радостно было просыпаться Лёлишне утром на другой день! Открыв глаза и вспомнив обо всём, она испугалась: а вдруг это ей просто приснилось? Вдруг нет никакого Чипа и никакого Эдуарда Ивановича?
Она встала, быстро оделась — и на кухню. И вскоре уже напевала:
— Будет каша кип-кип-кип,
Её будет кушать Чип.
Кушать, наедаться,
Прыгать и смеяться.
Кип-кип!
Чип-Чип!
Вдруг кто-то за её спиной громко чихнул.
— Будьте здоровы!—крикнула Лёлишна и рассмеялась: это был Чип. — Чем же мне тебя угостить?
Чип зевнул и потянулся, как кошка, выгнув спину. Лёлишна бросила ему кусок сахару. Чип благодарно помахал хвостом, похрустел сахаром, облизнулся и глазами попросил: «Дай ещё, не жадничай».
— Чип, ко мне! — раздался голос Эдуарда Ивановича.
«Давай, давай быстро! — просил взглядом тигрёнок. — Мне некогда! Угощай!»
Лёлишна отрицательно покачала головой.
Может быть, Чип решил, что Лёлишна жадная. Но на самом деле она просто знала, что до завтрака детям сладкое давать нельзя. А тигрёнок — ребёнок.
Эдуард Иванович, появился на кухне в зелёном, с широкими чёрными полосами длинном халате. Седые волосы были гладко зачёсаны.
— Доброе утро, хозяюшка, — сказал он. — Сколько кусков сахару удалось добыть полосатому попрошайке?
— Всего-навсего один.
— И то зря. Сахар, хозяюшка, надо сначала заработать… Готовить мы с тобой будем по очереди. А как-нибудь я устрою тебе выходной день. Самый настоящий. Трудно тебе?
— Ну и что? Я привыкла.
— Вижу. Молодец!
— И всё-таки вам требуется ученик, а не ученица.
— Потому что это мужское дело! — крикнул из комнаты дедушка. — Если обязательно необходимо, чтобы львы кого-нибудь слопали, бросьте им меня.
— Не беспокойся, — ответила Лёлишна, — никто меня в укротительницы не берёт. А сейчас будем завтракать.
За столом дедушка был хмурым, не разговаривал и даже немного покапризничал. Каша показалась ему недосоленной ; он солил её, солил и до того досолил, что есть уже было нельзя. Но он ел. Незаметно смахивал слезинки и ел, бедный.
Лёлишна знала: в таких случаях лучше помалкивать, делать вид, что ничего не случилось. Недавно она водила дедушку в больницу, а на другой день зашла к врачу, и тот объяснил, что у дедушки больные нервы. А это значит, что его нельзя раздражать, ему нельзя волноваться.