Всё, что касалось государя, касается и её. Это истина, не подлежащая сомнению.
— По Петербургу слухи пошли.
— Слухи, говоришь? Кто болтает?
— Да все болтают, батюшка, кому не лень. Даже дворня судачит. А матушка как услышала, так и слегла.
— За неё, небось, просить приехала? — голос Петра сделался жёстким.
— Нет, батюшка. Хоть и жалко мне матушку, а всё ж знаю, не простишь ты её… Ты нас пожалей, дочерей твоих. Шпынять стали.
— Кто посмел?
Раннэиль успела немного изучить своего подопечного, и то, что она знала, заставляло её испытывать сочувствие к неведомым злословцам. Ох, не хотела бы она, чтобы Лиза сейчас назвала, к примеру, её имя.
— Голицыны с Долгоруковыми в первую голову, — зло фыркнула царевна. — Катька Долгорукова на новолетие вперёд меня на балу вышла. Она дура, что отец велит, то и делает. И Наташеньку обходят, я приметила… А Карлушка, рыжий, тот от Анны отстраняться стал. Басевич, министр его, на ушах повис, нашёптывает.
— Карла — ко мне, немедля, — в металлическом голосе императора послышалось рычание. — Сей же час нарочного пошлю, чтобы его сюда вызвал. Я ему покажу, как кровью моей брезговать… А ты уж потерпишь, Лизанька. Катьку Долгорукову я за косы трепать не стану, на то у неё отец есть. К нему у меня тоже разговор будет.
— Но развод, батюшка? А мы, дети разведённой жены… Не сегодня, так завтра начнут нам монастырём грозить.
— Не виновны вы, что мать ваша — блуда. Моя в том вина. Сам видел, кого за себя взял. Всё ей ранее прощал, а позора прилюдного не прощу, — жёстко приговорил император — и впрямь будто вердикт вынес. — Но детей своих в обиду не дам.
— Батюшка…
— Анне, тебе и Наташе велю со мною жить. От матери отдалитесь, нечего вам подле неё делать.
— Но как же, батюшка? Ведь мать родная, — ахнула Лиза.
— Нечего вам подле неё делать, я сказал! Токмо бл****ву учиться, а вам той науки не надобно.
«Вот как, — подумала княжна, не глядя перевернув страницу книги. — Он думает о разводе, и предпринял к тому некие шаги, что сильно расстроило жену и встревожило дочерей… Плохо. Лучше бы он оставался несвободен. Тогда была бы более свободна я — хотя бы в плане принятия решений».
Не успела она мысленно оценить преимущества положения фаворитки, как в прихожую, топоча сапогами, ворвался «человек с двумя лицами» — князь Меншиков. Тот самый, которому княжна как-то руки едва не оборвала. С ослаблением языкового барьера это недоразумение разрешилось, князь принёс извинения за неподобающее поведение, но по-прежнему поглядывал на альвийку так, словно не расстался с мыслью за ней приударить при случае. Мол, только моргни, мигом у твоих ног окажусь. Княжна в таких ковриках не нуждалась, и принимала князя с откровенной холодностью. Он, впрочем, не особо навязывался. Но сейчас князь явился не к ней, а к своему господину, и, самым бесцеремонным образом отстранив в сторону вскочившего навстречу Макарова, направился прямо к двери.