— Бегство надобно пресекать, — хмуро изрёк Пётр Алексеевич. — Окружать деревни и ловить беглых[56].
— Да ты, Петруша, никак, воевать собрался? — улыбнулась жена, прикрыв высоко торчащий живот концами большого нарядного платка, наброшенного для пущего тепла на плечи. — С кем? Мужик не швед, его терзать — выгоды никакой, один убыток… Алексея Долгорукова забыл? Я-то помню.
— Ты, Аннушка, в делах коммерции смыслишь менее, чем я в вышивании, — неожиданно смягчил тон государь. — Что читаешь?
— «Королевскую десятину» месье де Вобана, — охотно ответила Раннэиль. — Как видишь, родной мой, французский язык изучала не зря. И знаменит этот француз не только трудами по фортификации, оказывается. Была удивлена.
— Это не та ли книга, за которую он в немилость угодил?
— Та самая. Наверное, оттого и угодил, что попал точно в цель.
— Мы не Франция, — констатировал очевидное Пётр Алексеевич, оглянувшись на Данилыча. — Потому применять к нам рецепты месье де Вобана не должно. Как бы во вред не пошли.
— Может быть, — альвийка спорить не стала. — У нас и своё разумение есть. По доброй воле мужики со своими копейками не расстанутся, это верно. В любом государстве подати взимают принуждением… но не так же безобразно. Бегут мужики? И будут бежать, пока никого не останется, либо…
— Либо?
— …пока не исчезнет причина для бегства.
— Что же, матушка, вовсе податей не собирать? Так, что ли? — насмешливо поинтересовался светлейший. — Смилуйся, ведь по миру пойдём.
— Ну, вам-то, князь, нищета не грозит, — сказала Раннэиль, подцепив книгу со столика и обдав Данилыча такой же насмешкой. — У вас одни пуговицы на камзоле стоят больше, чем собирают податей с одной деревни за пять лет.
— Будет вам задирать друг друга, — Пётр Алексеевич пресёк назревавший конфликт на корню. — Ты, Алексашка, обо всём со мною говоришь, а как заведу речь о солдатских слободах, от меня словно тать бегаешь. Два года прошло. А что сделано?.. Ладно. Я с тебя ещё спрошу. Ежели не будут к лету строены слободы для полков, в столичной губернии расквартированных, не обессудь. Повешу на первом же суку[57]. Что до команд воинских, от постоя которых мужики бегают, то тут одними слободами не отделаешься. Списки ревизские сколь лет тому составляли? Где новые?.. Снова молчишь? Много воли взял, погляжу.
— Думал я о списках, — мрачно пробурчал уязвлённый Данилыч. — Самые верные — у помещиков, либо их управителей. Они-то точный счёт должны вести. Но ежели стребовать у них те списки, половины ревизских душ, что ещё имеются, не досчитаемся. Утаят.