Дан договорился с охотником, что возьмет его в телохранители, но, как бы, с испытательным сроком. Дан опасался, что охотник попрыгает-попрыгает вместе с Рудым и Клевцом, да и скажет — все, ну вас нафиг с этой вашей акробатикой! Нет у меня больше ни сил, ни желания скакать рядом с вами. И ваших денег мне не надо… Все-таки, чтобы выдюжить каждодневную «зарядку» — нужно было иметь, кроме здоровья, еще и упрямство. Впрочем, Дан заранее предупредил охотника, что, коль тот не «потянет» то, что будут делать Дан «со товарищи» или не захочет быть телохранителем, его, без «всяких проволочек», переведут в охранники.
А вскоре в мастерской появился и третий охранник, и еще кое-кто…
Очередной претендент на работу сторожем, Седой Хирви, как он потребовал себя называть, с огромной бородой бледно-русого цвета, с непонятного цвета усами, теряющимися в этой бороде, с густой седой шевелюрой, не сильно высокий, но широкий, как ларь, куда Дан складывал одежку — пожалуй, он мог бы померяться шириной плеч с Клевцом — пришел в мастерскую через день после Якуна, Микулы и Хотева. Сначала Дан вовсе не хотел принимать его на работу… — Домаш сказал: — Я тебе доверяю. А кого брать в охранники и в телохранители, ты и сам знаешь, — и скинул это дело полностью на Дана… точно также, как это раньше хотел сделать Дан, но в отношении Домаша… — ни под каким видом не хотел брать, даже «старшим помощником младшего уборщика»… Мало того, что Седой Хирви слова складывал весьма странно и его фразы, лишь отдаленно были похожи на словенский язык, а то и совсем не похожи; мало того, что одет он был необычно, сапоги, пояс и одежда явно не дешевые, а шапки никакой нет — только полная нищета ходила в Новгороде без шапок или такие пофигисты, как Семен; мало того, что в Новгороде он являлся пришлым и, к тому же, едва ковылял… так еще и внешность имел неприглядную, если не сказать большего! Уродливый шрам сверху вниз наискосок пересекал лицо Хирви, затрагивая глаз, который вытек и смотрел на мир теперь пустой глазницей, хотя второй глаз, необычно ярко-желтого цвета, взирал на окружающих весьма внимательно. Этим же шрамом, точнее, этим же страшным ударом, оставившим сей жуткий шрам, был стесан и кончик носа Хирви — естественно, сие не добавило красоты Хирви, а, кроме того, этот удар удалил, без всякого наркоза, часть передних зубов чудина, что тоже очень заметно было — когда Хирви открывал рот. Впрочем, зубьев во рту Седого Хирви еще хватало…
Однако Хирви или Седой Хирви, как он назвал себя, как-то сумел убедить — Дан и не понял как — Дана, что он именно тот, кто просто необходим мастерской и без него она, мастерская, как пес на трех лапах, калека. Дан, правда, перед тем, как принять чудина на работу, все же сумел выяснить, что новый охранник родом из чуди-эстов — собственно, это и так было ясно по чудовищному акценту — с большой «островной земли» или Эзеля, как обозначали эту страну свеи и ливонцы. И что он бежал оттуда вместе с сыном сестры, после того, как с сородичами перебил воинский отряд ливонцев и штурмовал, уже не только с сородичами, а со всем ополчением мааконда-земли, замок епископа. К сожалению, штурм был неудачен для Хирви. Его ранили в лицо, а потом сбросили со стены замка — куда он успел забраться, и при падении Хирви сломал обе ноги. Штурм оказался неудачен и для многих его сородичей, оставшихся навечно лежать под стенами этого замка, но Хирви сумел выбраться… Сначала он выбрался из рва, окружающего замок, потом долго скрывался на дальнем хуторе-мызе. Однако ничто хорошее не остается безнаказанным, в конце концов его кто-то сдал, конечно из своих, ибо чужих на мызе не было, и епископ направил на мызу наемных солдат. Мызу срочно пришлось оставить. После чего, неведомо каким путем, но Хирви, уже с племянником, оказались в Новгороде. И поселились в маленькой сторожке при том самом монастыре, откуда Дан взял на работу Антонину, помощницу жены Вавулы. Тут же выяснилось, и кто сказал Хирви о том, что в мастерской Домаша и Дана требуются сторожа — Антонина и сказала. Она по воскресениям, и, как раз, в последнее воскресенье тоже, ходила в монастырь наведать сестер-монахинь и отнести им небольшой куль с продуктами — от Домаша и Дана — для нашедших приют в монастыре сирот и вдов.