— Соня! Соня! Парус вниз! Вниз парус! Руку выпрями!
Соня не слышит, шум моря заглушает голос Джонни.
Соня оборачивается и падает. Конечно, доска не даст ей утонуть, но Соня не привыкла находиться так далеко в море, и ей страшно. Немножко страшно.
Взобравшись на доску, она начинает поднимать парус, но чертова бортовая качка мешает. И Соня снова роняет парус и снова падает.
Джонни следит за Соней.
Парус опять падает, и на этот раз Соня долго не поднимается на доску.
Джонни снова кричит.
— Что такое? Поднимай парус! Поднимай!
— Не могу! Он отвязался!
Соня пытается привязать веревку. Веревка срывается. В этой борьбе ее относит на камни. Она все понимает, и ярость и бессилие доводят ее до исступления.
— А-а-а-а! — кричит Соня. — Долбаная веревка! А-а-а!
Прооравшись, Соня опускается в воду целиком и слушает, как на запредельной высоте хлопает микропузырьки, из которых потом родится пена.
Она открывает глаза и по тени, скользящей по дну, по тени, похожей на тень акулы, видит, что Джонни догнал ее. Соня выныривает и смотрит на его губы. Она где-то читала, что глаза легко врут, а вот губы не могут соврать.
Губы не могут быть расслабленными, если человек врет.
— Ты же специально сделал так, чтобы парус отвязался? — с ходу нападает она на Джонни.
— И что ты хочешь, чтобы я тебе ответил? — голос Джонни даже не дрогнет, а глаз не видно за очками.
— Да. Ты прав. Глупый вопрос. Но я же плачу тебе не за то, что ты в психологии на мне тренируешься.
— Это упрек?
— Не знаю, — она недовольна и растеряна, и не знает, что делать.
— Что-то изменилось, — констатирует Джонни. — Вчера ты была другой. Что-то случилось ночью. Что?
— Ничего.
Джонни начинает привязывать парус Сони, он долго возится с ним.
— Вот и все, — говорит он, закончив. — Доска прокатная. Полное дерьмо. Вот и все. Нет никакого заговора.
— Прости. Показалось так, — Соне стыдно. Теперь ей стыдно.
Джонни гладит Соню по мокрым волосам и воровато касается губами ее шеи.
— Что делаешь после обеда?
— Не знаю. Не думала. А что тут можно делать?
— Хочешь, поедем на Херсонес, руины посмотрим?
— Хочу.
Рука Джонни остается на ее талии.
Кипарисы, тополя, можжевельник. Люди ненадежны. Люди уходят, остаются тополя. Дорога, извиваясь, поднимается к Херсонесу. Смысл этого движения в иллюзии спасения. Все, что мы делаем, — это иллюзия спасения. Как будто бы в этом есть некий смысл. Вот посмотришь на руины, и вроде жизнь не зря прошла. Руины эти и тополя пережили, и еще переживут. А ты их видел. Вроде зачерпнул из вечности немного себе. Стал вечнее на все эти тысячи лет. Круто. И, в сущности, это так и есть. Что такое жизнь? В основном — воспоминания, планы и ощущения настоящего. Но самого настоящего-то нет никакого. Как отражение на воде. Есть оно? Нет. У него нет ни толщины, ни веса. Можно только смотреть на него. А у прошлого есть вес, оно было и осталось, и тем доказало свою состоятельность. Прошлое — это предметы, которые уже существует. Возможно, что страсть к созданию предметов просто выражает стремление людей остановить время, придать эфемерному плотность.