Что-то надорвалось у него внутри. Зуб ругал за эту надрывность ревизора, который лишил его последних рублей. Он виноват, он его вконец доконал. Но, ругая, Зуб чувствовал, что это не так. Видимо, и у железа, и у человека, и у всего на свете есть свой предел, своя последняя черта. Раньше казалось, что он будет чуть ли не прыгать от радости, когда сюда доберется. А прыгать не хотелось. Ни радости, ни удивления. Один туман в голове. Не это пройдет, это должно пройти. Все проходит. Он еще порадуется.
Подошел небольшой автобус, с широкой красной полосой вдоль всего корпуса. Из него полезли торговки. Переваливаясь с боку на бок, охая под тяжестью огромных кошелок и громко разговаривая между собой, они направились к воротам рынка. Зуб видел только плывшие по воздуху кошелки. Из них то высовывался морковный хвост, то дразнил глянцевым боком помидор, а из одной корзины, проплывшей под самым носом, невообразимо пахло чем-то жареным, наверное курицей.
Глотая слюну, Зуб провожал воспаленными глазами караван кошелок до тех пор, пока они, переговариваясь, не скрылись из вида.
По динамику объявили посадку на Каримское направление.
Автобус был маленький, и Зубу пришлось в нем стоять. Сначала ехали по улицам, но вскоре небольшой город остался позади. Начались поля. Тайги не было и в помине. Это казалось ненормальным. Как же в Сибири без тайги?
Куда ни глянь, кругом голые холмы, только слева блестела широкая лента реки. На другой ее стороне было обширное пространство пойменных лугов и зарослей кустарника.
По автобусу двигалась кондукторша, звякая мелочью и отрывая билеты. Зуб давно поглядывал на нее, зажав в кулаке свои медяки. Наконец он высыпал их на ладонь кондукторши и сказал, как говорили все:
— До Копей.
Кондукторша оторвала ему ленту билетов, собралась было кинуть мелочь в свою сумку, как вдруг с возмущением переспросила:
— Куда, ты сказал?
— До Копей.
— А что ж ты мне суешь? Еще десятик надо. Зуб отвел глаза:
— У меня больше нет.
— Ну и врать тогда нечего! Да Копей ему — видали? Дай сюда билеты.
Она оторвала часть ленты и вернула Зубу.
— В Малом Яре выйдешь.
И она пошла дальше, рассказывая не слушавшим ее пассажирам, как все норовят ее надуть, а у нее зарплата с гулькин нос, и как невозможно уследить за каждым жульем, у которого ни стыда, ни совести не имеется. По всему видно, сам того не желая, Зуб завел ее на весь предстоящий день. Надо было спросить сначала, сколько билет стоит, а уж потом совать медяки.
Минут через двадцать езды кондукторша объявила:
— Следующая — Малый Яр.
И выразительно посмотрела на Зуба: готовься, мол, вышвыриваться. Но тот сделал вид, что это его не касается, и когда автобус остановился в центре длиннющего села, выходить не стал. Не надеялся он на свои ноги.