В вышине стеклянно и нежно ударил жаворонок. Он, наверно, поднялся ввысь, чтобы поскорее выкупаться в солнечных лучах. Но его песня скоро потонула в шуме приближающегося поезда. Он ворвался в покойную тишину окрестности так бесцеремонно и безалаберно, словно земля для того только и существует, чтобы на ней прочно лежали стальные рельсы.
Железная дорога проходила у самого подножья меловых гор, под скалами, которыми заканчивалось плоскогорье. Сверху не видно было поезда, поэтому казалось, что состав несётся под землей, с грохотом рассекая меловую твердь.
Зубу хотелось в зеленые разделы. Его манили река, лес, туманная дымка у горизонта. Там привольно и ласково, там можно забыть все и жить одному в какой-нибудь лесной избушке. А если такой не найдется, то самому построить на берегу реки крепкий шалаш, который бы пах сухой лозой и сладким разнотравьем. Ему и в детдоме в грустные дни частенько мечталось сделаться чем-то вроде отшельника, жить в стороне от людей и всяких детских обид, упиваться сказочной глухоманью, полной свободой и делать что вздумается, думать о чем захочется. В пятом классе, после крушения его любви — первой, родниковой прозрачности — он чуть было не ушел в лес. Не вышло.
Минуло время сказок. Верить в сказки было все труднее. Гудок тепловоза для Зуба был куда реальнее.
Гудок был требовательным, как приказ, и, подчиняясь ему, Зуб стал спускаться по лощине. Когда вышел к железнодорожному полотну, поезда и след простыл.
22
Шагая по шпалам в сторону Георгиу-Деж, он еще не знал толком, что будет делать. Главное — удалось бы минуть эту злосчастную станцию. Ведь если Чита или Панька увидят его, то второй раз улизнуть не удастся.
А может… Зуб остановился в раздумье, потом сел на рельсу. А может, повернуть назад, в Луково? Это же глупо — ехать в такую даль из-за какой-то каши, из-за Ноль Нолича. Неужели за это могут упрятать?
Нет. Поздно поворачивать. И не в каше вовсе теперь дело. Дело теперь в том, что он решил ехать в Сибирь, к большой жизни, к сильным и добрым людям. Назад нельзя, только вперед!
Вскоре с правой стороны от путей он увидел меловой карьер. Вокруг были разбросаны какие-то постройки, чуть подальше — печи с высокими кирпичными трубами. Здесь, по всем приметам, делали известку. Все в меловой пыли, даже шпалы в этом месте вымазаны мелом. И трава, и листья на деревьях — все грязно-белесое.
Пройдя мимо не проснувшегося еще крохотного поселка, Зуб остановился у деревянного приземистого вокзальчика. Надо было посмотреть, когда здесь проходят пассажирские поезда. Но как быть — зайти или поостеречься? А ну, как по всем станциям сообщили, что кто-то остановил поезд, а потом дал тягу через меловой хребет?