В ответ профессор Сафьянов в тот же день написал большое письмо. «Не понимаю тебя, Алешка, — размашисто, как всегда, когда сердился, писал он. — К чему тебе ввязываться в это дело? Нам сейчас дорог каждый способный ученый-исследователь, который бы мог глубоко анализировать и приводить в строгую научную систему то, что делается в подводном мире. Ихтиофауна Амура — неразрезанный том творений природы. Практики ждут от нас ясных указаний — как и с чем обращаться, чтобы овладеть производительными силами природы. А ты, можно сказать, превосходный теоретик, чем ты занимаешься, паршивец? Взываю к твоему разуму: не трать попусту время, исследуй! Рыбоводством пусть занимаются практики…»
И на телеграмму и на письмо Колчанов отвечал, что он оставляет решение вопроса до встречи. Не нравились эти ответы Сафьянову, авторитет которого в ихтиологической науке был непререкаем. Теперь, в канун встречи, взаимоотношения с Колчановым занимали профессора ничуть не меньше, чем окончание шторма. «Паршивец! — с обычной своей незлобивой строгостью думал ученый. — „При встрече решим“… Ну погоди же, я тебе задам „при встрече“!»
Но случилось непредвиденное. За день до окончания шторма часов около десяти утра в номере гостиницы, где жил Сафьянов, зазвонил телефон.
— Николай Николаевич? — послышался в трубке несколько необычный, встревоженный голос Машеньки — секретарши приемной института. — Григорий Афанасьевич поручил мне зачитать вам довольно неприятную телефонограмму. Вы слушаете?
— Да-да, — настороженно проговорил профессор Сафьянов.
— Читаю, — продолжала Машенька. — «Дьяконову, из Средне-Амурского, 21 мая. 14 мая ваш научный сотрудник с биологического пункта на озере Чогор Колчанов выехал вверх по Бурукану с расчетом вернуться к концу следующего дня. Прошла уже неделя, а Колчанов не возвратился. Имеется опасение, что с ним случилось несчастье. Считаем необходимым срочно организовать поиски, желательно с помощью вертолета. Просим вызвать нас по телефону. Секретарь райкома комсомола Гаркавая». Все, Николай Николаевич, — закончила секретарша.
— Простите, Машенька, — прогудел Сафьянов, — вы сказали — Гаркавая? Это кто, не Лидия Сергеевна?
— Она, Николай Николаевич.
— Разве она теперь секретарь райкома?
— Средне-Амурского райкома комсомола. С прошлого года.
— Гм-м, — молвил в раздумье профессор. — А как с ней связаться по телефону?
— С ней сейчас разговаривает Григорий Афанасьевич.
— Хорошо, я еду к вам, — Сафьянов положил трубку.
Быстро бежит время! Лидия Гаркавая — секретарь райкома комсомола… А кажется, лишь вчера он видел у себя на кафедре эту бойкую хорошенькую хохлушку с ребячьими замашками, в которой было столько же наивности, сколько и любознательности, столько же милой деревенской непосредственности, сколько и твердости в круто замешанном характере. Сафьянов всегда недопонимал ее: и вроде талантлива и вроде заурядна. Она на два года позднее Колчанова окончила университет и так же, как он, участвовала в экспедиции на Амур. До Сафьянова доходили смутные слухи, будто она из-за Колчанова поехала сюда на работу. Кто его знает, может быть и так. А может, они уже поженились? Может, Колчанов скрывает от него? Ведь она работала в одном с ним районе главным инженером на рыбоводно-мелиоративной станции Амуррыбвода. Ба, да не она ли это, практик-инженер, внушает Колчанову то самое, что сбивает с правильного курса молодого ученого?