— Это слишком много.
— Большие люди не должны размениваться на мелочи. Это касается и больших дел. Я хочу, чтобы она была в безопасности. Я хочу, чтобы она вернулась. Что вы скажете?
— Постарайтесь вспомнить фамилии двоих, которые покушались на вас.
— Сомневаюсь, чтобы это имело какое-то значение.
— Допустим, что мне придется этим заняться. Прошлое таит много неприятностей и много грязи. Если не хотите, чтобы я вмешивался, можете забрать чек. Но тогда просто из любопытства я этим займусь.
— И это касается вас лично, мистер Хаммер? Не похоже, чтобы вам нужны были деньги или практика. Не нужно объяснять, я понимаю и так.
Мы посмотрели друг на друга. Нам, двум профессионалам, не нужно было много времени, чтобы понять друг друга.
— Вы знаете меня, Торренс?
— Я знаю вас, Майк. Разве не все вас знают?
Я улыбнулся:
— По-настоящему совсем не все.
Итак, Детская Ручка был мертв. Теперь все узнают, что произошло в той комнате, и кто-то будет выжидать, и кто-то вспомнит, что случилось семь лет назад, и станет ждать, что будет дальше. Кто он — необходимо выяснить, и выяснить это придется мне самому.
На углу Бродвея и Сороковых есть бар, стиснутый огромными домами, как бутерброд, с забавным названием, которое дали ему люди с забавным прошлым.
Когда я вошел, то увидел много новых лиц, но Дисерсея Тоби разглядел сразу и заметил, как он чуть не выронил пивную кружку от изумления. Потом подошел к бару и заказал себе «Четыре розы».
Бармен был старый стреляный воробей. Он смешал мне пойло, взял доллар и угрюмо кивнул:
— Привет, Майк.
— Привет, Чарли.
— Тебя не было видно.— И не должно было.
— Тебя тут вспоминали.
— Ты слишком много слушаешь.
— Бармены и говорить любят тоже.
— С кем?
-— С тем...
— Так с кем?
— Как все бармены.
— А еще?
— Все,— ответил он мягко.
— Дело есть дело,— улыбнулся я.
— Это так, Майк.
— Верно, Чарли.
Он отошел от меня и с озабоченным видом направился к стайке туристов, которые галдели в углу. Стереопроигрыватель наяривал Синатру, но звук был плохой и музыка не производила должного впечатления. На улице стояла жара, и для любого человека зайти в это тихое местечко означало обрести прохладу и спокойный отдых.
Одна из женщин почти сползла с табуретки и, навалившись грудью на стойку, спросила:
— Свободен?
Я не стал оборачиваться.
— Иногда.
— Теперь?
— Нет.
Она отвернулась и сунула в рот сигарету.
— Глупый дикарь?
— Настоящий абориген!
Она хрипло рассмеялась.
— Значит, придется пощипать наших заморских друзей.
Дисерсей Тоби подождал, пока она ушла, и сел на табурет рядом со мной. Он великолепно сыграл роль простака, заказывающего для друга выпивку.