– Я отдам тебе все, что захочешь… – поспешно проговорил инквизитор. – Все, что захочешь!
– Слышала, крошка моя, что он сказал? – обратилась ведьма к своей жабе. – Ты будешь свидетелем его слов! Он не сможет отказаться от своего обещания, данного при таком свидетеле!
Инквизитор хотел что-то возразить ведьме, но слова застряли в его гортани, как рыбья кость, и ведьмина каморка закружилась перед его глазами, завертелась, как осенние листья, подхваченные холодным вихрем. Земляной пол комнаты закачался под его ногами, как палуба корабля. Брат Бернар хотел схватиться за притолоку, чтобы удержаться на ногах, но его тоже подхватил странный вихрь, закружил, втянул в невидимую воронку – и он проснулся на каменном полу своей комнаты.
Все тело его было пронизано мертвенным, могильным холодом – должно быть, оттого, что он заснул на камне.
Инквизитор поднялся, припоминая свой странный сон.
Впрочем, был ли это только сон? Он так ярко, так отчетливо видел жилище старой ведьмы, и жабу с рубином во лбу, и разговор, и обещание, которое дал ведьме…
Был ли это сон или наваждение, которое наслал на него Враг рода человеческого? Враг, с которым он, прежде верный слуга Церкви, заключил кощунственный договор…
Внезапно инквизитор почувствовал непреодолимое желание увидеть фрау Ситтов. Увидеть сейчас же, немедленно, не дожидаясь утра. Он одернул рясу, закрыв исполосованные плетью плечи, накинул поверх плащ с капюшоном и вышел из комнаты.
Спустившись по лестнице в подвал, он подошел к камере, где томилась обвиняемая. Перед дверью дремал дежурный ландскнехт. Услышав шаги, он вздрогнул, проснулся и схватился за меч, воскликнув:
– Кто идет?
– Свои! – ответил инквизитор и добавил условную фразу: – Все дозволено ради вящей славы Господней!
– Это ты, благочестивый брат! – ландскнехт узнал его и успокоился.
– Открой мне дверь, – приказал инквизитор. – Я хочу еще раз взглянуть на эту еретичку!
– В такой поздний час? – проворчал ландскнехт, но не посмел возражать и отпер дверь камеры.
Брат Бернар вошел внутрь и замер на пороге, невольно залюбовавшись спящей женщиной.
Маргарита спала в углу камеры, свернувшись калачиком на жалкой охапке полусгнившей соломы. Волосы цвета светлого майского меда были рассыпаны по ее плечам, грудь ровно вздымалась от легкого дыхания, нежный рот был чуть приоткрыт, губы шевелились, как будто она что-то шептала или молилась во сне.
Инквизитор почувствовал укол в самое сердце – острый укол жалости и в то же время желания, нестерпимой жажды обладать этой женщиной, обладать не только и не столько ее телом, сколько ее душой, ее мыслями, ее чувствами. Он хотел бы проникнуть в ее сны, в ее мечты, в ее самые сокровенные помыслы.