– Люк? Он замечательный!
– Лаура Мастерс? – выкликает голос из глубины коридора.
– Это нас, – говорит Лаура, вставая. – Люк – журналист. Он написал статью о местном приходском священнике, запретившем от имени церкви мои уроки по йоге, потому что они «коренятся в индуизме».
– Не больно-то по-христиански, – говорю я.
– На самом деле священник не хотел, чтобы его обвинили в поддержке «альтернативного мировоззрения». Не удивительно, что к нему в церковь больше никто не ходит.
В тот самый момент, когда мы с Лаурой выходим из приемного отделения, сбоку от меня снова вырастает Люк.
– Прошу прощения, я забыл дать вам вот это, – говорит он, протягивая мне маленькую визитку.
– Спасибо, – говорю я, обескураженная его вниманием.
– Это так, на всякий случай.
6
Когда мы заходим в кабинет доктора Сьюзи Паттерсон, у Лауры жужжит мобильник. Она взглядывает на его экран, и, усаживаясь на один из двух пустых стульев, показывает мне текст сообщения от Люка:
«Кто эта новая женщина? Она мне показалась до странности знакомой».
Мы обе улыбаемся, хотя на самом деле его интерес заставляет меня нервничать. Я сажусь на другой стул и осматриваюсь. Невыносимая, гнетущая чистота в кабинете напрягает меня еще сильнее; в груди все сжимается. У одной стены стоит кушетка, покрытая белой бумажной простыней. А на столе, как столовые приборы, разложены медицинские инструменты. Я отвожу глаза в сторону, заламываю от волнения руки. В уме я представляла себе этот кабинет гораздо более безобидным. Я заставляю себя поднять глаза.
– Спасибо тебе, Сьюзи, за то, что так быстро нас приняла, – благодарит Лаура.
– Да пожалуйста, – отвечает доктор Паттерсон. На вид ей пятьдесят с небольшим. Держится уверенно, скорее учтиво, чем напыщенно. Серьезная. Одета в облегающий темно-серый джемпер; на шее скромная нитка жемчуга. Со слов Лауры, она в этой больнице лишь временно замещает отсутствующую коллегу, а раньше работала врачом общей практики в Девицесе. И я подозреваю, что они со Сьюзи – добрые приятельницы.
– Спасибо вам, – добавляю я от себя.
– Расскажите мне, что случилось, когда вы впервые осознали, что не можете вспомнить, как вас зовут.
Я повторяю ей все, что уже говорила Лауре и Тони.
– Это так тяжело – ничего о себе не знать, – признаюсь я.
– Могу себе представить, – кивает доктор Паттерсон.
– Я пытаюсь что-либо вспомнить, но в моей голове одна пустота.
Я стараюсь говорить ровным голосом, но мои ноги предательски дрожат.
– Вы не смогли ничего рассказать сотруднику бюро находок?
– Ничего. – Я замолкла, думая о встрече с Люком в приемном отделении. За кого он меня принял? – Наверное, будет проще, если вы станете называть меня Джеммой.