Язык для попандопулы — главный орган. Прогрессизма. А как иначе сообщить миру "вляпа" наши, сильно прогресснутые, идеи? Хотя, конечно, "и голове своей руками помогал" — полезно. Но — осторожно. Вот как я тут. И ногти надо стричь заранее…
Блин! Ну когда ж она наконец… А то я весь уже… А если сменить направление? Не снизу-вверх, а слева-направо? И обратно… Снова — какой я молодец! Что она только лежит и дышит, а ручкой-ножкой — не колышет. Верно хирурги шутят: "при надёжной фиксации пациента — наркоз не обязателен".
Закашлялась. Захлебнулась. Слюна не в то горло попала. Помочь? — Нет, сама-сама. В смысле: откашлялась, продышалась. Тогда — снова. Все трое. Зверь Лютый, Волк Огненный и Ангел Божий. Не толкайтесь, коллеги, не за совейской колбасой в очереди стоим. Тут каждому хватит. Совмещаем и чередуем… три вида воздействия, приводящие к трём разным видам… Ура! Заработало! И затихло… а вот если чуть-чуть… Блин! Девочка, кричать так не надо. Ты что, не знала, что у женщин это надолго…? Что значит — "не надо больше"? А — меньше? А — чуть-чуть? Да что ж ты всё умирать собираешься? Погоди, "ещё не вся черёмуха тебе в окошко брошена". Про "окошко"? — Это метафора.
Переходим ко второму акту. Не как в театре: после антракта с пивом буфете, а как в жизни.
— Открой глаза.
Я забрался на престол и навис над девушкой, опираясь на колени и ладони.
— Смотри. На меня.
Расширенные зрачки, широко распахнувшиеся глаза. "Если женщина радостно смотрит на мир расширившимися потемневшими глазами — в этом есть доля и моего труда".
— Чувствуешь?
Я постепенно вдвигался в её тело. Наблюдая как всё шире распахиваются её неотрывно смотрящие на меня глаза, инстинктивно, как при выстреле из крупнокалиберного орудия, раскрывается рот, как она вся, хоть бы и обездвиженная гипнозом, выгибается мне навстречу…
"И слюна его слаще мёда" — царь Соломон неправ. Моя — не слаще. Но полезнее — успешно компенсирует недостаток её собственной смазки. А откуда тут быть достатку? При наличии исключительно негативного опыта.
— Запоминай. Лицо моё над тобой. Силу мою в тебе. Любовную судорогу тела твоего. Накрытого телом моим. Радость свою. От исполнения воли моей. От принадлежности твоей — мне. Хозяину тебя. Вот твоё счастье. Нет его краше. Навсегда.
— Д-да… навсегда… твоя…
Я начал двигаться, вбивая в её душу и тело мысли и ощущения. И чуть не потерял женщину.
Нет-нет, не в том смысле, как вы подумали!
Ненавижу шёлковые простыни! Даму постоянно приходиться ловить. Съезжает, знаете ли.
Поручик Ржевский оценивал рояль как очень скользкий инструмент. Мы хоть и не музицируем, но проблемы сходные. Конечно, если подобрать позицию… с учётом свойств покрытия… тартан на беговой дорожке хорош… или, к примеру, изголовье достаточной прочности и не-скрипучести… Но мы-то тут — прямо на престоле алтарном! Столешница гладкая, открытая всем ветрам со всех сторон… ещё и шёлк…