Исчерпывающе. Бытовая оценка аристократки инкогнито со стороны битой жизнью крестьянки-служанки.
Глупое ощущение: Цыба куда больше подошла бы на роль герцогини Саксонской. По душевным свойствам и разнообразному опыту. "Глупое" — потому, что с ней вообще этого проекта не возникло бы. Нужды бы не было. А сделать всё интересное в мире… "нельзя объять необъятное".
Княгиня против такой оценки не возражает. То ли пропустила мимо ушей, то ли приняла верховенство служанки.
"Воспитанная беспомощность" превращает человеческую личность в лужу: любой может топнуть, и она послушно расплескается в стороны. Такая "со всеми согласность", бесконфликтность — в нашем случае недопустима. Правительница, как и правитель, должна быть постоянно готова к конфликту, к "проверке на вшивость" со всех сторон.
— Тощая-слабая? Поглядим. Раздевайся.
— Э… ой… прямо здесь?
— Прямо везде. Где я велел.
Ростя неуверенно, беспорядочно теребит одежду. Цыба, тяжко вздохнув, встаёт и резко поднимает её с лавки. Презрительно, в отношении бестолковой неумехи, сдёргивает платок.
— А-ах!
Ну ещё бы, женщине без головного убора, простоволосой… стыд и позор.
Только простоволосой её назвать нельзя — волосы сбриты. За последнюю неделю ёжик лишь чуть отрос. Что ещё хуже: женская "лысость" в комплексе святорусских стереотипов — "вторая смерть". После "первой" — простоволосости.
Короткий взгляд испуганно распахнувшихся серых глазищ, мгновенно наполняющихся слезами. Сразу — очи долу, щёчки — из розового в алое, негромкое всхлипывание. Сейчас разрыдается в голос.
Вот это "герцогиня Саксонская"?! Факеншит! И как с этим работать?
— Ты помнишь, чья ты есть?
Главный вопрос при общении людей на "Святой Руси" — чьих будешь?
— Д-да. Т-твоя. Г-господин.
— Почему ты краснеешь?
— Сты-ы-ыдно…
— У тебя нет стыда. Кроме как за неисполнение моей воли. Во всём остальном — ты бесстыдна. Повтори.
— Я… йиа… бес… бесты-ы-ыдна-а-а…
И — в слёзы. В рёв. Цыба презрительно морщится, раздёргивает завязки на горле и рукавах, задрав девкин подол, вытирает им княгине слёзы, с усилием выкручивая нос, сдёргивает целиком рубаху. Отодвинувшись на шаг, окидывает оценивающим взглядом и почти точно повторяет слова Софьи при первом представлении тогда ещё безымянной для меня девушки:
— И на что тут смотреть?
Забавно: Цыба — женщина опытная, жизнью битая, много чего повидавшая. И возле меня, и вообще. А увидеть в этом тощем цыплёнке герцогиню Саксонскую — не может.
А оно там есть? В смысле: герцогиня в цыплёнке? — Посмотрим. Отчасти это и от меня зависит.
У голых — сословий нет. Посреди моего кабинета стоит нагая, одетая лишь в простенький крестик, рабский ошейник и домашние туфли, лысая девушка. Скулит, жмётся, пытается прикрыться руками, свернуть плечи, сжать, согнуть колени.