Над ней стояла взбешённая Цыба и выговаривала:
— Если ты, сучка сопливая, ещё раз вздумаешь меня, как шавку бездомную, за ошейник дёргать…
Она уже замахнулась, чтобы повторить пощёчину, когда заметила меня в дверях. Мгновенная заминка и чёткое разъяснение:
— Вот. Учу. Служанку даденную. Господин.
Уходя в Боголюбово, я передал Ростиславу Цыбе со словами:
— Вот тебе служанка.
Ситуация изменилась: Ростиславе предстоит самой быть госпожой всей Саксонии. Стать ею. Доминировать среди тамошних жителей. А она не хочет, не умеет. Придётся воспитывать. Вбивать эдакое "врождённое хамство высокородной аристократки".
— Власть переменилась. Теперь она — госпожа, ты — служанка. Встань на колени.
Что, Цыба, не ожидала? А ведь ситуация типовая. Любая персона в феодальной семье в любой момент может оказаться зависимой от настроения очередной наложницы главы дома. Возраст, умения, любовь, верность, законный церковный брак — не защищают. От эндорфиновых пристрастий местного альфа-самца. И их социально-материальных последствий. Можно вспомнить супружество Екатерины Медичи. Или матери Александра Невского, которую наложницы мужа били по щекам и отбирали украшения.
— Смотри, Ростя. Как прекрасно сыграно смирение. Без воплей и истерик. Не припадание со слезами восторга, не умоляние в страхе смертном, не дрожь надежды на милость высшую. Просто изображение покорности.
— П-почему? Почему "изображение"? Она же искренне…
— Потому. Я знаю эту женщину. Она никогда не позволит "тощему цыплёнку" вроде тебя, верх взять. Во всём мире есть только две женщины — Агафья и Рада — чьи приказы она исполнит. Да и то… Теперь тебе придётся стать третьей повелительницей. Подойди к ней. Сзади. Возьми за волосы. Дёрни.
— Ай!
— Плохо. Слабо. Повторим.
Подхожу сзади к Рости, прижимаю её спиной к себе.
Зря я поторопился. С одеванием. Её обнажённая спинка… и ниже… ощущают только грубое сукно моего кафтана.
Снова, как полчаса назад, переплетаю пальцы своей руки с её пальцами. Запрокидываю ей голову. Так, чтобы она снова смотрела своими серыми… снова расширенными от изумления…
— Берём за косу. Крепче, всей ладонью. И…
— А-ай! Больно! Прекрати!
— Цыба, разве я спрашивал твоего совета? Так что ж ты рот открываешь? Руки. Убери. За спину. Теперь — сама. Резко. (Последнее — в запрокинутое ко мне близкое лицо Ростиславы).
Уже лучше.
У одной — движение. Имеющее только одну цель: причинить боль, наказать. У другой — реакция на наказание: безмолвный ах-вздох. Хорошо. "Умри молча". Не дура: знает моё отношение к воплям. Отучили бы. Не я, у меня столько времени нет — другие. А это уже… безвозвратно.