Далее, я стал свидетелем совсем уж из ряда вон выходящего события. Свинцовые тучи расступились. Почти минуту город купался в солнечном свете. Весёлые лучи раскидали по лужам праздничные блики, коснулись лиц прохожих, лизнули фасады домов.
Я застыл на месте. Калиновск не часто выглядит так приветливо. Даже я сказал бы, не часто так оживает. Парадокс, но в дни, когда здесь не идёт дождь, небо всё равно задёрнуто облаками, заводские трубы и горящие помойки делают атмосферу похожей на последний день Помпеи. Оттого и на лицах горожан чаще, чем другие эмоции, можно встретить агрессию или обречённость.
Солнце, спохватившись, спряталось за облаками. Моментально разразился мелкий дождь. Вернулась привычная серая дымка. Я обошёл площадь по периметру. Двое помятых мужичков укрывшихся за памятником проводили меня тупым взглядом. Один держал за горлышко початую чекушку, другой, отвернувшись к обелиску, возился с ширинкой.
Я миновал любителей зодчества, но чувствовал спиной мутные глаза, пока не свернул за угол. Ирония судьбы, я оказался во дворе того самого дома. Дома, с которого всё началось. Или вернее, на его крыше всё кончилось.
В ту ночь кто-то из припозднившихся жильцов, наткнулся на её тело. Вызвал милицию. Меня нашли на крыше час спустя. Говорят — придя в себя, я бросился на следователя. Обвинял его, что он толкнул меня. Я этого не помню. Словно из тумана всплывает больничная палата. Невероятная тяжесть в голове. Частые приступы, когда глаза от боли лезут из орбит, а в висках колотит взбесившийся молот. Невзрачный человечек — двойник Барыбина — пытающийся выяснить, что произошло в ту ночь, в каких отношениях мы были с потерпевшей, не употребляли ли мы определённых веществ. Потом слякотный день — конец февраля или начало марта — пустая квартира, объёмная фура. Меня увозили от греха подальше. Так решила семья. Ещё несколько встреч с невзрачным человечком. Армия… И всё! Другая жизнь. Жизнь без прошлого. Жизнь, где воспоминания тщательно законсервированы и упрятаны на самые дальние полки. Но кто-то или что-то затронул старые запасы. Когда? На вокзале? В доме Игоря? Или они всегда были со мной? Гонимые и отбрасываемые пасынки памяти, они всё-таки нашли способ заявить о себе.
Где-то здесь лежало её тело. Заляпанный грязью жёлто-синий «уазик» плевался фиолетовы-ми вспышками. Водитель дремал, откинувшись на сидение. Второй человек, я разглядел тусклые звёздочки на погонах, брезгливо тронул её носком ботинка.
— Готова! — крикнул он напарнику. — Черепушка вдребезги. Связывайся с дежуркой.