— А бедного моего Олешку, знать, всё-таки медведь задрал, — горестно протянул Водянников, — жалко, смышлёным подмастерьем был, а мог бы в целого мастера выйти, — и плотник опять горестно вздохнул в своём углу.
— Погодь, — осадил Буза и оборотился к Наную:- А далее-то что? Почто к нам милость поимели? Враз не освежевали?
И алеут повёл речь дальше о том, как долго велись неспешные пересуды промеж семейных членов общины во главе с шаманом Ка-Ха-Ши с одной стороны, против древней хранительницей рода Иниры и старшиной от мужиков второй руки Паналыком с другой. Не раз и нашего камчадала на сборища приглашали. Всё поведал без утайки о каждом из нас Нануйка. Худого слова не сказал. Но так и не смог он разъяснить местному собранию, по какой такой смертельной надобности, белоликие урусы, щедро обласканные теплом своих краёв, впёрлись в холодное море, а потом ещё и разбили собственную драгоценную лодку о чужой холодный берег. Даже великий шаман стойбища снизошёл до пленника в разговоре, а когда после этого свидания пообщался с богиней моря Седной у дальней тюленьей лунки в тёмную ночь, то по её приказу велел Нануйку топить в проруби в честь богини, а остальных чужеземцев не трогать, ибо они и сами перемрут от голода-холода, как того желает злой дух Тангаджук. С Ка-Ха-Ши никто поспорить не осмелился, а потому Нануйку спеленали сыромятными гужами по рукам и ногам, чтобы не сбежал с горя в ночную тундру. Два дня держали алеута связанным, но морю не жертвовали. А всё потому, что опытная Инира решила добром не разбрасываться. То есть у неё была переборчивая дочь Нигуйчак, которой надоело быть второй женой Ивакака, бывшем на излёте мужской силы, как его ни расшевеливай в любое время суток. Мудрая хранительница рода поддалась на уговоры доченьки и выдала её замуж за Нануя, тем более, что по северным меркам он был в самом соку и писаным красавцем, хоть это и не ценится в условиях вечной мерзлоты.
Уламывали алеута сравнительно долго, чуть ли не целую луну. Он твёрдо держался за оставленную дома жену и детей, но когда хитромудрая Инира предъявила ему загодя отловленного Олешку Голого, как второй подарок обитателям глубин, Нануйка сник и уже под вечер спал в одном пологе с новой женой Нигуйчак, которая в ту же ночь пришлась ему по душе своею хозяйственностью и обходительностью. Вот так и разгорелась у них неземная любовь до первого обмена жёнами на праздник.
— А где названый братец мой Олешка? — перебил я молодожёна, впавшего в лёгкий колотун ночных воспоминаний. — Товарищ мой где? — вторил я, внезапно понимая, что друг может быть жив.