— Зачем, — говорит, — врал про угощение? Только рыбу огнём испортил и со злым духом в сговор вступил, чтоб народу потраву учинить. Ступай теперь, проси у Седны прощенья. Если назад отпустит, то мы тебя на берегу встречать будем, пока лосось идёт.
Тут и взгрустнулось мне почти до слезы горькой, как на похоронах близкого человека. Вот, мнилось мне, отпел голубок до времени, пойдёшь теперь за всё хорошее придонных гадов кормить, не познавши расцвета старости. Вот тебе, милок, и белка, вот тебе, болезный, и свисток, как приговаривали в бурсе во время голожопой порки на воздусях с протягом. Грянула полная расплата за сытую бездумную жизнь под боком у гладкого Нулика. (Примечание № 6 от Л.Б. Порка на воздусях — обычное телесное наказание, которое в ходу у азиатских племён и до сей поры. Провинившегося члена общины два экзекутора держат за ноги и за руки на весу, а третий, наиболее расторопный, сечёт несчастного самым нещадным образом с оттяжкой розги по телу. В цивилизованных странах такой вид наказания находится под негласным запретом. Из разъяснения Гриши Гроцмана о некоторых особенностях школьного образования на Руси.)
Однако, как потом к счастью оказалось, рано начал я себя отпевать и сиротить родню по ту и эту сторону Анианского пролива. Вдруг, вся эта рыбацкая артель только что желавшая моей погибели, отринула от меня и устремилась к ближним валунам на непонятные звуки, то ли сиротских песен, то ли пыточных стонов. И не успел я чутким ухом определиться с песнопениями, как из-за каменьев показалась с виду радостная толпа, куда как более двух дюжин особей. С виду как люди, все о двух ногах, разодеты в какие-то рубахи с клиньями до полу спереди и сзади. Поголовно без торбасов, но и не босиком, а на головах кожаные обручи с птичьим пером. Ясно, что человечья порода, но не понятно с какой целью. Только смотрю, наши самоеды ответно руками машут и чуть ли не пляшут от радости. А уж когда встретились, то и по загривкам друг дружку прихлопывают, и за руки хватают, и в глаза заглядывают, а главное, все они лопочут непонятное. Друг друга понимают, а я лишь отдельные слова разбираю. Доходить своим умом начинаю, что это старые знакомцы, примерно как москаль с хохлом. Хотя у здешних товарищей отличий друг от друга больше. Нет, что цветом кожи, что волосом, так почти что в масть, но лицом пришлый гость будет потоньше и с крайней свирепостью во взгляде, так как глаз прорезан пошире, чем у инуита. Чуть ли не наше око, что по ту сторону Анианского пролива вызревает. По одежде тоже почти одинаковые, такая же животная кожа, только что покроем разная. У пришлых рубахи с накидками по плечам, а штаны заподлицо с сапогами, видать, что совсем без здешних кухлянок обходятся. Либо горячий народ, либо в их землях солнца больше. Я в такие изумительные рассуждения сам с собой пустился, что и о беде, сгустившейся над собственной головой, позабыл. А эта вся толпа меж тем меня окружила и такой буйный разговор затеяла, что я едва с шеста не слетел. Руками машут, друг в друга чуть ли не плюются, а по отдельным понятным словам и до меня дошло, что интересуются пленником и судьбу мою меж собой делят. Расспрашивали пришлые местных палачей долго, а потом все вместе гоготать принялись. И вот тут до меня дошло, что и те и эти возликовали по случаю предстоящего заклания свежего человека в честь ихнего идола Седны. Самоеды рады, что не поспешили с утоплением, а гости пришли в ликование, потому как не опоздали к такому празднику. И я начал готовиться принять свой смертный час с достоинством и без соплежуйства!