Монк сунул руки в карманы, посмотрел в пол, потом поднял взгляд на Эстер. Выражение его лица смягчилось, настороженность исчезла.
– Мне бы хотелось верить, что он не имеет к ним никакого отношения. – Он встретился с ней взглядом, твердым и ясным, и внезапно Эстер вздрогнула при мысли о том, как хорошо они друг друга знают, сколько вместе пережили – поражений и побед. – Ты уверена, что это так?
– Да! – поспешно ответила она и тут же по его глазам, по своим внутренним ощущениям поняла, что говорит неправду. – Ну, не совершенно. Я не знаю, что случилось. Знаю только, что это было ужасно, так ужасно, что он онемел.
– Это действительно так? Я хотел спросить, он и в самом деле не в состоянии говорить? – Вид у Монка был виноватый – ему очень не хотелось причинять ей боль. – Если ты скажешь «да», я поверю.
Она прошла в глубь комнаты, поближе к Монку, и остановилась перед ним. В небольшом камине за черной решеткой весело пылал огонь, рядом стояли два стула, но ни он, ни она их как будто не замечали.
– Да. – На этот раз Эстер говорила уверенно. – Если б ты видел его во время ночного кошмара, отчаянно пытающегося закричать, ты поверил бы, как и я.
Лицо его выразило согласие, а еще печаль, испугавшую Эстер. Она поняла, что стала свидетельницей редкого для Монка чувства сострадания.
– Ты нашел доказательства? – Голос ее дрогнул. – Ты что-то об этом узнал?
– Нет. – Выражение лица у него не изменилось. – Но косвенные свидетельства пополняются.
– Какие? Какие свидетельства?
– Прости, Эстер. Я не хотел, чтобы так вышло.
– Какие свидетельства? – Она повысила голос – в основном из страха за Риса, но и из-за этого выражения в глазах Монка тоже. Оно было как отражение в воде – слишком хрупкое, чтобы ухватить, слишком ломкое, чтобы коснуться; тронь – и исчезнет. – Что тебе известно?
– Трое мужчин, нападавших на женщин, – это хорошо одетые джентльмены, приезжавшие на кэбах, иногда вместе, иногда врозь, и уезжавшие почти всегда вместе.
– Это не имеет отношения к Рису. – Она понимала, что перебивает и что, если б Монку нечего было больше сказать, он не начал бы разговор. Но слушать его было мучительно больно, почти невозможно. Эстер видела, что он понимает ее состояние и ему самому это не нравится. Ей хотелось запастись теплом его глаз – как напоминанием о радости, как светом во мраке.
– Один из них был высокий и худой, – продолжил Уильям.
Описание соответствовало внешности Риса. Они оба знали это.
– Двое других – среднего роста, один поплотней, второй худощавый, – спокойно досказал Монк.
В камине осели угли, но они этого не заметили. В коридоре послышались шаги – кто-то прошел, не остановившись.