Уильям вышел сразу за церковью Святого Джайлза и направился к первому же освещенному постоялому двору, какой увидел. Войдя, уселся за один из столов, и через несколько минут ему принесли кружку крепкого портера. Вокруг кипела жизнь – шум, давка, крики, смех; посетители, некоторые уже покачиваясь, протискивались мимо друг друга, громко здоровались, дружески переговаривались; слышались обрывки сплетен, новостей, даже деловые разговоры. Здесь сидели торговцы краденым, карманники, фальшивомонетчики, высматривающие вероятных клиентов, картежники, шулеры, сутенеры.
Монк наблюдал за ними с нарастающим чувством узнавания – он словно уже бывал здесь или в десятке мест, похожих на это. Помнил эту кривовато висящую лампу, бросающую неяркие отсветы на бронзовый поручень стойки бара. В глубине помещения виднелся ряд крючков, на которые посетители вешали свои кружки.
Маленький человек с усохшей рукой взглянул на Монка, кивнул своему спутнику; они оба подняли воротники и вышли наружу, на холод.
Оглушительно хохотала женщина, на какого-то мужчину напала икота. На стул напротив Монка уселся светловолосый человек и заговорил с шотландским акцентом:
– У нас здесь для тебя ничего нет, мистер Монк. Скажи мне, зачем пришел, и я узнаю, что нужно, но сам понимаешь, мне не хочется, чтобы ты сидел в моем заведении и пил эль. Да, тут все воруют понемногу, но мы люди маленькие, не стоим внимания такого человека, как ты.
– Убийство моего внимания стоит, Джейми, – очень спокойно ответил Монк. – А также изнасилование и избиение женщин.
– Если ты о тех двоих, что нашли на Уотер-лейн, то тут никто не знает, чьих этот рук дело. Молодой полицейский всех расспрашивал, только время терял, бедняга. И констебль Шоттс, который тут родился и вырос, как тебе известно. Но ты-то здесь зачем? – Крупное лицо его выглядело настороженным; кривой нос, сломанный много лет назад, и широко расставленные голубые глаза выдавали бывалого и вместе с тем умного человека. – И при чем тут изнасилование?
– Не знаю, – сказал Монк, отпивая портера. – За последний месяц-два тут не насиловали женщин? Я имею в виду обычных женщин, которые работают на фабриках и время от времени, когда приходится туго, идут на улицу.
– И что? Какое тебе дело, если идут? Полиции наплевать. Хотя я слыхал, что ты больше не в полиции… – На его лице мелькнула плутовская улыбка; он открыл рот, словно собирался захохотать, но не издал ни звука.
– Правильно слыхал, – подтвердил Монк.
Он определенно знал этого человека. И имя его назвал, не задумываясь. Джейми… Остальное ускользало от него, но они хорошо знали друг друга – слишком хорошо, раз так разговаривали. Они заключили вынужденное перемирие, отложили естественную вражду из-за общего интереса; в поведении Джейми сквозило едва заметное уважение, не свободное от страха. Джейми Макферсон, буян и дебошир, обладал горячим нравом, не прощал обид и презирал трусость и жалость к себе. Но он был верен своим и слишком умен, чтобы нанести удар без причины или действовать против собственных интересов.