— Только еретикам следует бояться крестового похода, — воскликнул Фолькет, — и если среди вас есть те, кто боится…
— Ну и что? Что, если среди нас есть еретики? — произнёс Пейре де Роэкс, повернув к епископу бледное лицо в обрамлении седых волос.
— Они умрут! Даже если они члены капитула вроде тебя. Церковное правосудие не признает неприкосновенности консулов.
Мне показалось, что большая часть советников сейчас набросится на епископа. Я почувствовал, как кто-то дёрнул меня за руку. Рядом со мной Лоран Гильом вытащил свой меч.
— Настало время, — произнёс он, — проучить этих проклятых тулузцев.
Я ответил, что здесь собрались самые известные люди города и, если он не уберёт меч обратно в ножны, ему придётся иметь дело со мной.
Затем я услышал усталый голос графа, пытавшегося оправдать свой поступок. Он много думал, оценивал имевшиеся в наличии силы. В случае борьбы поражение казалось неминуемым. Действительно, он принёс в жертву альбигойцев, но зато спас Тулузу.
— Пусть лучше погибнет Тулуза!
— Мы никогда не выдадим альбигойцев!
— Оставим епископа и монахов в заложниках!
Фолькет встал с кресла и начал отступать в конец зала, где притаился я. Рядом стояли несколько человек из его личной охраны. Добравшись до них, епископ воздел руки ладонями вверх, словно выталкивал в пространство невидимого противника.
— Тулуза уподобилась Содому и Гоморре! Знайте, лошади станут есть из ваших постелей, как из кормушек! Жён ваших и дочерей закуют в цепи и поволокут в солдатские палатки, где участь их будет решать жребий. Бродяги выпотрошат сундуки с жемчугами ювелира Коломье! Рутьеры наденут меха мерзлявого Астра и нагим погонят его в поле, чтобы он мог согреться! Там, где Арнаут Бернар возвёл каменные барбаканы, станут пахать землю! Вот тогда вы сможете сколько угодно взывать к вашему невидимому отцу!..
В воздухе пронеслась деревянная скамеечка, пущенная прямо в голову епископу; в самый последний момент остриё чьей-то пики прервало её полёт. Сжав кулаки, консулы бросились к Фолькету. Он отступил к двери, под защиту своей вооружённой охраны. Ветер, задувший с новой, неслыханной силой, так низко пригнул пламя факелов, что зал на минуту погрузился во мрак. И тут раздался голос:
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, проклинаю еретическую породу жителей Тулузы!
Когда пламя наконец успокоилось, епископа в зале уже не было.
А между советниками завязалась ссора. Пейре Караборд и Понс Барбадаль кричали, что они добрые христиане и им наплевать на альбигойскую ересь. Другие требовали от графа арестовать епископа, разорвать отношения с Папой, собрать войско и выступить против баронов с Севера. Скрестив руки и вперив взор в одну точку, граф постукивал ногой по полу и клялся, что решение его неизменно. Но по огонькам, вспыхивавшим под его веками, я понимал, что он пребывает во власти сомнений и мысленно оценивает последствия, какие могут возникнуть, если он изменит своё решение.