Регент покраснел и только собрался что-то ответить, как царь встал и знаком призвал к молчанию.
– Соляную подать, как вам ведомо, я уже наказал отменить. А виновников ее…
Царь резко повернул голову и уставился в глаза Шереметеву. Тот замер и, казалось, уменьшился в размерах.
– Ты, Федор Иваныч, немало пользы для престола учинил, а потому казнить аль ссылать тебя я не стану. Но ты боле не правитель-регент.
Петр оглядел Собор и провозгласил:
– А регентами отныне быть князю Дмитрию Михалычу Пожарскому да с ним боярину Ивану Михалычу Воротынскому! А пока сказывайте, люди добрые, какие еще думки есть.
– В войсках местничество убрать! – крикнул кто-то из казаков.
– Это да, да, зело вредит, – закивали служивые.
– И в посольствах, – ввернул Воротынский. – Уж где, как не там, крепкий разум для договоров с хитрецами-то иноземными надобен, а не родовитые предки.
Собор зашумел, кто-то поддерживал эти просьбы, кто-то возражал. Поднялся гам, а Петр огорченно вздохнул. Выходит, не удалось ему протолкнуть свою мысль в народе. Ладно, что ж, постепенно так постепенно. Поначалу отменим местничество точечно, а потом уж и везде. Наконец все успокоились, и он объявил:
– Повелеваю созвать в каждом приказе совет, и быть в том совете по пять человек. И по всем делам, коими сей приказ заведует, подать к Рождеству князю Пожарскому грамоты, что и как учинить лучше да по справедливости. И челобитья народные к ним добавить. А опосля мы все их соберем в особое уложение, дабы не по старинке жить, а новыми правилами, для всех вместными.
Голосок его звенел под сводами церкви, отражаясь от стен и образов, и казалось, что сама Богородица обращается к собравшимся здесь людям.
– Коли Собор просит, неволить не стану. Понеже споры о местах и должностях порождают обилие вражды и непорядков, велю отныне местничество в войсках и посольствах забыть!
В огромном соборе повисла тишина, было слышно лишь жужжание мух да скрип Филимонова пера. Бояре, ошеломленные скорым решением, замерли, как громом пораженные, а стрельцы, торговцы и посадские стояли, вобрав голову в плечи, и боялись поверить услышанному.
– А взамен старого местнического порядка в войске и посольствах наказываю завести новый, по коему на лучшие должности брать людей разумных и добрых, во славу государства служащих.
Мстиславский отчетливо икнул и шепотом поинтересовался:
– Да как же это, царь-батюшка? Да можно ли?!
Решительно вскочил со своего места Троекуров:
– Небывало, государь! Это ж какие усобицы начнутся! Как же теперь в войсках места станем занимать?