Забравшись поглубже, без особого труда отыскали заброшенный ветшающий домик. Внутри нашлось несколько кроватей, какое-то тряпье… Перетащив три кровати в самую большую комнату, устроили лежку, причем – в полном смысле этого слова. Завалились все трое – выставлять охрану было незачем. Правда, перед этим пришлось ответить возжелавшей поболтать комендатуре. Прошло без неожиданностей: пароль, отзыв, пара стандартных вопросов. Во время сеанса связи Данил отвечал через маску и немного пошуршал, чтоб создать легкую видимость помех. Впрочем, все прошло успешно – вряд ли связист знал голоса всех патрульных. Ориентировался на пароль-отзыв. Названы верно – значит, все хорошо.
Ребята уснули сразу, а Добрынин лежал и думал.
Отравить целый город. Людей, которые ни в чем не замешаны и которые умрут просто потому, что оказались не в то время и не в том месте. За компанию. Умрут для того, чтобы жило Убежище. Просто, как упреждающий удар… Или как наказание за то, что их отцы еще не совершили, но обязательно совершат. Мужчины, женщины… дети… Он нисколько не сомневался, что Юка создала препарат, который убивает быстро и безболезненно. Наверняка люди просто уснут и уже никогда не проснутся. Он видел, с каким усилием она переступила через себя – и сознавал, что это он заставил ее. И заставил не столько из-за любви к нему, сколько из-за тех самых слов, что он сам намешает отраву. Она испугалась. Испугалась того, что он мог бы по своему неведению создать… И потому сделала все сама. Чтобы прошло быстро и безболезненно.
Впрочем, он понимал ее и нисколько не осуждал. Жалел. Женщине трудно идти против своего естества. Женщина – она прежде всего та, кто создает жизнь, а не отнимает ее. Это у мужиков война в крови. Войны всегда начинают мужчины, и участвуют в них в большинстве своем они. И очень часто – не останавливаются ни перед чем. История тому свидетель. Чингисхан, мстя за убийц своего отца, вырезал племя татар полностью – всех, чей рост был выше тележной чеки. Остальных угнал в рабство. А сколько было других войн, когда завоеватель поступал так же? То же самое собирался сделать и Добрынин – но не во имя завоеваний, а во имя мести.
Он прислушался к себе – и понял, что ничего не чувствует. Ничегошеньки. Он не колеблясь исполнит то, что решил. Для него, человека, пережившего весь ужас потери родных и друзей, прошедшего путь длинной в долгие двенадцать лет, перенесшего и вытерпевшего столько, что хватило бы и на десяток жизней, окружающие словно поблекли… Он видел не человека, не индивидуальность – а толпу, некую серую массу, выделяя лишь тех, к кому был привязан или тех, кто мог быть ему полезен. Остальные же… Одним больше, одним меньше.