Верховный, внимательно следя за его лицом, криво усмехнулся:
– Да… Вот как оно бывает-то. Неожиданно… Мне почему-то кажется – ты и сам сейчас не рад. Перегнул ты с местью, дружок.
Всхлипнув от бессилия, от кристальной ясности того, что все уже сделано и ничего нельзя повернуть вспять, Добрынин рванулся вперед. Схватив Паука за шею, вздернул вверх, упирая спиной в стену… правая рука, разгоняясь, подалась назад – и паровым молотом врезалась в корпус, с хрустом ломая ребра. Паутиков захрипел, судорожно пытаясь закрыться… Замах – и снова удар, в то же самое место, окончательно смявший грудную клетку. Добрынин разжал захват – и Верховный завалился на пол, скрючившись эмбрионом, заходясь натужным кашлем, брызгая на бетон темной пузырящейся кровью. Упав на колени рядом с ним, Добрынин ударил еще раз и еще, круша ребра, ломая кости, дробя конечности. Он бил, крича что-то в беспамятстве, гвоздил бронированным кулаком, куда попало, желая только одного – чтоб этот человек забрал назад эти страшные, сказанные им только что, слова! Тело Тарантула, реагируя на его удары, уже содрогалось мертвой безжизненной куклой – а он все бил, бил и бил, не умея остановиться.
Силы закончились. Бешено колотилось сердце, норовя выскочить через горло. В ушах – гул крови, словно шум прибоя, мелкие мушки перед глазами. Кое-как поднявшись на ноги, Данил постоял, пошатываясь, над тем, что недавно еще было человеком – и, повернувшись, медленно пошел из отсека.
А в душе стояла оглушительно звенящая пустота.
* * *
…Сидя в кабинете Верховного, один на один, командир Первой Ударной бригады майор Хасан аль-Фаттих ибн Аббас получал последние указания перед дальним выходом.
– До конечного пункта пойдешь не прямо. Сделаешь крюк, координаты возьмешь в штабе. Есть там одна… общинка. Не знаю, живы ли сейчас, или вымерли давно – ты проверь. Передохли – туда и дорога. Ну а нет… – Верховный тяжело поднялся с массивного кресла красного дерева, опираясь побелевшими костяшками пальцев о зеленое сукно стола, – поможешь. Качественно поможешь. Всех под корень, чтобы ни единой души не осталось. Понял задачу?
Майор вскочил, вытягиваясь в струнку под мрачным взглядом, бросил руку к козырьку.
Верховный кивнул.
– И вот еще что… Сделаешь – место моего зама тебе гарантировано. Не сделаешь… – взгляд его потяжелел, – ты все знаешь сам.
Майор знал. Невыполнение боевого приказа в Братстве каралось жестоко и беспощадно. Смертью. А тут – указание Самого! Ответственность огромная, но и поощрение в случае успеха – небывалое.
– Я сам родом оттуда, – выйдя из-за стола Верховный медленно подошел к окну. Перед ним лежал город – его город. Он был его главой и правителем, человеком, которому люди этого города вверили заботу о своей жизни. Город разросся за последние пять лет и уже вполне мог претендовать на роль столицы нового государства, первого государства после Третьей мировой войны. И оно, это государство, будет построено, несмотря на трудности, поджидающее впереди. Генерал Паутиков Николай Павлович, приняв эстафету от Османова, был в этом абсолютно уверен. – Меня изгнали. Помню: уходя, я пообещал отомстить, – Верховный говорил тихо, словно сам с собой, и Хасану приходилось прислушиваться, чтоб не пропустить ни единого его слова. – Молодой был, дурной. Признаю – много плохого сделал. Но… я забыл. Понимаешь, майор? Я совсем забыл об их существовании. Двадцать лет прошло с тех пор. Теперь я – Верховный Главнокомандующий. Другая жизнь, другие дела, другие заботы. Зачем они мне? Пусть живут с миром, если остался кто в живых. Но появился человек – и он напомнил мне о моем обещании. Былые дела не забываются. Ты – можешь забыть. Но тебя не забудут никогда.