— На протяжении десяти лет Михаил Круг являлся лидером данного жанра. Как бы ты оценил его творчество?
— Да, он действительно звучал повсюду. Во-первых, шикарный вокал. Во-вторых, это автор «Владимирского централа» — песни, которая будет жить веками, как и «Ушаночка» Гены Жарова. Как перед популяризатором жанра, я перед ним снимаю шляпу. Но меня, как серьезного человека, раздражает, что во всех песнях он постоянно сражается с участковыми, ворует конфеты, бьет кому-то морду в подворотне… Это все «двести шестые» дела, и мне об этом слушать неинтересно.
— Как тебе представляется русский шансон в будущем?
— Думаю, что лучше всего на этот вопрос ответили бы «оптовики», те, кто занимается продажами. Я же скажу о том, каким хотелось бы видеть русский шансон. Пусть отпадет вся «шелуха» — «Воронежские», «Новосибирские», «Тульские», «Брянские», «Вятские» и т. д. Также пусть уйдут в эстраду, на свое место всевозможные попсовики и останутся полтора-два десятка истинных корифеев жанра, о которых мы с тобой сегодня говорили. Будем ждать каждый год появления новых, настоящих талантов, таких как Жека. А лишние люди рано или поздно уйдут на свои автосервисы, в букмекерские конторы, сменив «погоняла» на нормальные имена.
— Поговорим о посетителях твоего клуба. Это постоянная публика, или же люди попадают сюда случайно, и кто-то из них лишь со временем становится завсегдатаем?
— Здесь, наверное, было бы уместно сказать о том, что как создателю клуба мне не удалось. Конечно, когда я только задумывал этот клуб, мне грезилось привлечь внимание то ли потомков, то ли фанатов Белой гвардии, которые маршируют, отмечают какое-нибудь взятие Самары или битву под Екатери-нославом… Эти люди где-то есть, но сюда они пока еще не пришли, и я их не нашел, к сожалению. Приходили ряженые: «Дай сто долларов, и мы будем ходить здесь с шашками в казацкой форме». Но это не по адресу. Основной круг посетителей, процентов семьдесят, — это жители нашего района, причем — лучшего района Москвы, а также близлежащих Медведково, Тушино, Митино… Конечно, со всего города на концерты съезжаются поклонники выступающих у нас исполнителей, потому что в московских клубах, которые наводнены всякими попсовыми силиконовыми чучелами и женского, и мужского пола, нормальным артистам найти свою концертную площадку практически невозможно.
— Известно, что помимо шансона у тебя есть еще одно увлечение, и связано оно с бойцовыми собаками.
— Совершенно верно, я очень люблю собак, и больше всего мне по душе туркменский волкодав. По менталитету эта собака ближе всего русскому человеку, по характеру чем-то сродни русскому медведю. Добродушная физиономия, и при этом свирепость в бою. С этой собакой происходит чудесная метаморфоза: с тех пор как она стала популярна в России, происходит ее укрупнение. Если в самой Туркмении эти собаки весят пятьдесят — пятьдесят пять килограммов, то у нас они тяжелее килограммов на двадцать Потому что в Туркмении собаки — это грязные животные, которых полно в любом дворе и которых там водят на ВЕРЕВКАХ, ПРИ ЭТОМ НИ О КАКОМ МЕДИЦИНСКОМ ОБСЛУЖИВАНИИ, НИ О КАКОМ КОРМЛЕНИИ МЯСОМ НЕТ И РЕЧИ. А у нас это члены семьи. Вот и вырастают здесь волкодавы такими гигантами, что сами туркмены уже приезжают, чтобы купить их у нас. И таким образом мы как бы восполняем породу, которая пропала во время октябрьского переворота, — русского меделяна. Это были огромных размеров собаки, для которых волк считался мелкой добычей. С меделяном ходили на медведя. Один из последних мелелянов жил у Куприна, ему посвящен рассказ «Сапсан», который начинается примерно такими словами: «Я Сапсан Тринадцатый, я иду по деревне и чувствую, как за каждым забором дрожат от страха другие собаки, а я уже неделю как не дрался. И меня уже «кумарит» потому что я должен накатить кому-нибудь в «бубен»…, и так далее. К сожалению, во время революции их буквально истребили. Ведь это были собаки знати, жившие на императорских псарнях, в монастырях, в помещичьих усадьбах, и когда все это запылало и стадо рушиться, естественно, порода была уничтожена.