Она сама выросла без родителей, в работном лагере возле Минска.
У неё никогда не было возможности обзавестись своим супругом, только не в рамках устаревших кровных каст лакеев Семёрки, первородных лордов кланов.
Под Сайримном она впервые ощутила, что её жизнь может быть иной.
Она думала, что для всех них ситуация может измениться.
Она всё ещё прислонялась к окну в общей комнате, когда услышала крики в коридоре снаружи. Обернувшись через плечо, она увидела, что комната уже опустела. Куален ушёл вместе с Холо, Ике и остальными, кто был тут с ней.
Наверное, они сейчас там сражались, и ей тоже стоило.
Салинс тоже ушёл.
Но они проиграют. Их слишком много.
Они все окажутся в плену… или погибнут. Лао Ху захватит выживших — возможно, для вербовки, но скорее всего, для продажи людям на открытых аукционах. Или же их пошлют в работные лагеря. Или сделают рабами Семёрки.
Никка не могла вернуться к этой жизни.
Она не могла.
Так что когда они пришли за ней, она не колебалась.
Услышав их в коридоре, она достала оружие из кобуры. Подняв пистолет, чтобы взять его обеими руками, она большим пальцем сняла с предохранителя, всё это время не отводя взгляда от двери.
Она помедлила, чтобы пробормотать молитву себе под нос. Она закрыла глаза, всем своим существом посылая эту молитву Мечу. Она также поблагодарила Отца Салинса за то, что заботился о них все эти годы.
Она не видела разведчицы Лао Ху, когда та впервые вошла в комнату.
— Опусти оружие! — произнесла женщина-видящая на прекси с акцентом. Она подняла пистолет. Её партнёр, мужчина с таким же чёрным поясом, тоже поднял оружие. — Сейчас же, предатель! На пол!
Сунув ствол в рот, Никка закрыла глаза.
Прежде чем видящая из Лао Ху успела снова закричать, Никка нажала на курок.
Я сидела на широком плюшевом сиденье частного самолёта.
Глядя в овальный иллюминатор, я поборола боль, которая уже начала усиливаться. Я почти и забыла, как плохо могло быть временами. Я знала, что это лишь начало, слабый предвестник того, что ждёт нас обоих, как только мы разлучимся по-настоящему.
Я знала, что он сидел где-то в задней части.
Я гадала, что заставило его сопровождать меня в полете. Возможно, нездоровое смакование конца. А может, он, как и я, держался за последние оставшиеся открытыми пути, даже зная, что между нами уже всё кончено.
Я знала, что он скажет, как только узнает, что я делала. Я не знала, что он подумал о моих мотивах, но вынуждена была предположить — он верил в то, что сказал тем днём на ринге mulei, или во что-то очень схожее. Мои слова о чувствах к Балидору лишь усилили эффект.