Я смотрела на него и думала о том, что плачу его долги и трачу огромные деньги на содержание фермы его сына. Я хотела быть счастливой. Хотела? Нет, я и сейчас мечтаю о счастье, о доме, о спокойной тихой семейной жизни. Ради этого идеала мне не жалко денег моего фонда, который беднеет с каждым днем. Иногда я вспоминаю слова, которые прошептал на моей свадьбе Алан Шварц: «За деньги любовь и счастье не купишь!»
Твоя Света.
13
Скоттсдейл, Аризона
2 февраля 1972
Дорогая Марина,
если бы ты знала, сколько всего случилось с тех пор, как я тебе писала! Здесь, в Аризоне, я кажусь себе узницей, и единственная моя радость — это принятие ванны в вечерние часы, когда садится солнце. Оля в это время еще в садике. Во всем доме — низкие потолки, потому что архитектор Райт был невысоким и потолки делал под себя, так что все тут ходят сгорбившись… окна маленькие, света мало, и только ванная бывает по вечерам залита оранжевым светом. Я купаюсь в воде и в солнце, пою, иногда даже танцую. Недавно после полуденного кофе я принялась искать в ванной чистое полотенце, новое, голубое, с вышивкой, подарок Уэса. Я точно помнила, что утром меняла полотенца, но это никак не могла найти. Я осмотрела все шкафы, все уголки, даже кусты и деревья. А потом решила заглянуть в мусорный бак. И нашла новое полотенце именно там! Как оно туда попало, было для меня загадкой.
Ночью мне опять приснилось, что я — индуска с тяжелым сосудом на голове. Он качается, но я обязана удержать его, в нем — моя жизнь.
Об истории с полотенцем я Уэсу не рассказала. Постирала его, погладила — и утром оно опять висело в ванной.
— Оно хорошо впитывает? — спросил Уэс.
— Это — мое любимое полотенце, — ответила я.
Уэс коснулся губами моих волос и ушел.
Ближе к вечеру, когда солнце опускалось за горизонт, я по обыкновению долго нежилась в ванне. Но когда я протянула руку за полотенцем, его на месте не оказалось! Я кое-как оделась и побежала к одному мусорному баку, ко второму, к третьему. Я отыскала его на другом конце кампуса, среди мусора. Я была уверена, что схожу с ума. Через несколько дней полотенце опять пропало и нашлось в корзине для грязного белья. В конце концов, я рассказала обо всем Уэсу. Должна признаться, тон у меня был немного виноватый; не знаю почему…
Муж усмехнулся:
— Тебе надо лучше следить за вещами!
И ушел своей обычной кошачьей неслышной походкой.
А у меня стали пропадать и другие вещи: новая чистая тетрадь в кожаном переплете и блокнот, полный записей, бумага для письма, конверты, ручка, книга — эссе Стендаля…
Сегодня утром я позвонила Уэсу в его студию, но он не ответил. Значит, Уэса там не было. Я пошла туда, но не сразу, а через кампус, чтобы запутать возможного соглядатая. Я давно уже не заходила в мастерскую. Дверь оказалась не заперта. Я окликнула Уэса. Никто не отозвался. Тогда я вошла, прикрыла за собой дверь и осмотрелась. Повсюду на стенах висели фотографии молодой женщины: вот она играет с ребенком, вот бросает палку собаке, садится в машину, возится с детьми. Я прошла в комнату, где Уэс в последнее время спал: огромные фотопортреты той же женщины украшали все стены. Настоящее святилище! На одной из книжных полок я увидела свое полотенце, ручку, старую и новую тетради, бумагу для письма, конверты… Я отыскала бумажный пакет, аккуратно сложила туда свои вещи и захватила его с собой. Уверена, что это была идея миссис Райт! Однако рассердилась я на Уэса, он же мой муж! Мне захотелось ударить его. Однажды я это уже сделала: на одном званом ужине. Меня тогда силком вывели из зала. С тех пор я очень хочу выместить на нем свою злость и беспомощность. Короче говоря, я разбила, что смогла, в его мастерской, сорвала со стен фотографии, разорвала их и спустила в унитаз. И мне показалось, что вместе с этими обрывками я спустила туда и свои обманутые надежды на супружеское счастье.