На завтрак она поджарила себе тост, но доесть его не смогла. Голова была пустая, подступала мигрень, она ощущала себя выздоравливающей после тяжелой болезни. Не помогли даже аспирин и крепкий черный чай.
Присцилла, тихая серьезная девушка, с которой они виделись, в основном, лишь за ужином, вошла в кухню и принялась расспрашивать, что с ней, однако Светлана не смогла ответить толком, тем более по-английски. Она перешла на русский, ведь в конце концов Присцилла была ее переводчиком. Но девушка сделала вид, что не расслышала ее объяснений, развернулась и направилась наверх, в свой кабинет, наверное, для того чтобы заняться переводом рукописи. Светлане страшно хотелось взглянуть на перевод, прочитать собственные фразы по-английски, но после этой сцены она не решилась обратиться к Присцилле с просьбой. Ей все время казалось, что она может помешать хозяевам, нарушить их семейный уклад…
Кто-то позвонил в дверь.
— Почтальон! — крикнула, перегнувшись через перила, Присцилла.
Светлана пошла открывать.
Два почтальона сначала поставили на ковер в гостиной большую картонную коробку, полную писем, открыток и телеграмм, а потом вернулись к машине и принесли три цветочные корзины.
— Для миссис Аллилуевой! — отрапортовали они, чудовищно коверкая Светланину фамилию.
8
Приходили все новые и новые благоухающие букеты и букетики роз и нарциссов, гвоздик и ландышей, фиалок и ирисов, сирени и разноцветных ромашек. Их уже некуда было ставить. Светлана одаривала горничную, садовника, обоих своих охранников, даже почтальонов, но цветов было по-прежнему очень много. Тогда она со смехом предложила открыть цветочный магазин, где она была бы продавщицей. Было решено отправлять букеты в гараж: там царила прохлада. Светлана как раз направлялась туда с очередными розовыми букетами, вспоминая о розах, присланных ей отцом в день получения школьного аттестата, как вдруг перед ней, словно чертик из табакерки, возник черноволосый кудрявый молодой человек, обвешанный фотокамерами. Он то наклонялся, то опускался на колено, ловя Светлану в объектив и сверху, и снизу и непрерывно щелкая затвором. Ей пришлось скрыться в доме и больше оттуда не выходить.
Она принялась читать письма.
«Приветствуем Вас в Америке!»
«Надеемся, что у нас Вы, наконец, обретете покой, мир и счастье!»
«Благослови Вас Бог!»
«Мы приехали сюда сорок лет назад, и теперь это наша страна. Вы найдете здесь много друзей. Ваши дети Вас поймут. Счастья Вам!»
Но попадались и письма совершенно иного рода:
«Убирайся домой, красная собака!»
«Америка — не для красной чумы и сталинской семьи!»