Но, для справедливости, должен отметить и положительные моменты.
Так мой бар, по понятным причинам быстро пустевший, был заполнен разнокалиберными бутылками с цветным содержимым. Первый день, оглядывая это богатство, я уж хотел пригубить из каждой – надо же знать, что именно у меня на борту, но чуть подумав, решил оставить их в покое. Дело – прежде всего, да и чёрт его знает, может там наркота какая. Ван Гахен же любил ширнуться перед мольбертом, ну а я же его эксперт, так? А значит просто обязан пережить те же ощущения, что и мой кумир.
Угу.
Переживу. Обязательно.
Но – позже.
Другим украшением каюты и, одновременно, положительным моментом, был здоровенный кальян, расположивший своё сверкающее золотом тело подле дальней стены. По задумке Сиама я должен был сидеть подле него и, погрузившись в клубы дыма, любоваться последним шедевром ушедшего мастера, висевшим прямо напротив – на противоположной стене.
Нет, спорить не буду – в такую каюту можно было привести любую девчонку. Провести и быть абсолютно уверенным в положительном результате. Да и диванчики позволяли, но всё же это было не то. Ну не дорос я до такой роскоши. Мне попроще чего, а то сидишь как в музее, сидишь и пятнышко на столе оставить боишься.
Но главным украшением кают-компании были, конечно, картины мэтра.
Всего их было четыре.
Две изображали нечто вроде грубых корзин – одна с картошкой, другая с яблоками, ещё одна – завтрак шахтёров. Главным же моим сокровищем, моим, конечно же, в кавычках, было последнее полотно мастера – "Обломок планеты с корнями". Как по мне, то картина эта была… Но об этом чуть позже.
Сначала о Випле.
Основной причиной его известности стало то, что изображал сей мастер сугубо простой народ. В основном – шахтёров. С одной стороны, это, безусловно, шло ему в плюс – редко кто, что сейчас, что тогда, решится променять свою студию с натурщицами и всем прочим, на суровые условия походной жизни. А вот он решился. Уж не знаю почему – критики достали, или от кредиторов скрывался, но факт остаётся фактом – творил мэтр исключительно на пленэре, в пустоте, черпая вдохновение от звёзд и туманностей. Так, по крайней мере, утверждал его биограф, разумно упуская из внимания дурь, регулярно принимаемую сим творцом. Про это – наркоту и алкоголь я в других источниках прочитал.
Тех, что не столь гламурно-официозны.
Но, тем не менее, факт оставался фактом – желая быть ближе к объектам своего внимания он работал прямо на поверхности разрабатываемых астероидов. В скафандре и укрепив бурами мольберт прямо на скальном выступе.