— Вот про это я краем уха слышала… — врешь, голубушка, иначе, уже давно, сама бы козырнула заковыристым словечком. Ан, не дано. Данный пласт лексикона — глубоко наш, "питерский"…
— Учитывая огромное число уже выписанных "справок" и "разрешений" (что, вообще-то, пахло лютой уголовщиной) ленинградское начальство попыталось "разрулить вопрос" бюрократически. Не раздувая панику. "С целью пресечения злоупотреблений" из домоуправлений изъяли все домовые книги. Кого-то "прописать" — стало физически невозможно. Вообще, ни за какие деньги! А если по-честному, то все стороны тупо тянули время в надежде, что оно как-нибудь само рассосется. Или беженцы уедут, или горожане смирятся, или война закончится. Дополнительную пикантность ситуации придал тот факт, что в ветхие коммуналки "понаехавшие" особо не рвались, а пытались заселяться в наиболее хорошие и благоустроенные квартиры "старого фонда". Те самые, которые с диким трудом и интригами выхлопотали у Советской власти представители "городской элиты". Маститые ученые, писатели, административные и хозяйственные руководители… Этим — лишение "ленинградской прописки" при возвращении из эвакуации вообще не грозило. Но, отдавать свою квартиру? Даже, "во временное пользование"? Ведь там мебель, обстановка, посуда, книги… Все замерли в ожидании. Ничего так и не рассосалось. Зато, эшелоны с беженцами продолжали прибывать, "справки" продолжали выдавать и обстановка продолжала накаляться…
— Офигеть! — искренне признал Ахинеев, — В самый разгар войны — квартирные страсти.
— К моменту смыкания блокадного кольца люди набились в Ленинград тесно, как сельди в бочку… Довоенная ленинградская норма расселения (самая скромная в Союзе ССР — пять "квадратов" на человека, это очень тесно) к сентябрю оказалась превышенной, как минимум, вдвое. Новоприбывшие, правдами и неправдами — набивались буквально во все щели. С соответствующими побочными эффектами.
— Откуда это известно, если они "люди-невидимки"? — вот подкалывать меня не надо…
— Есть методы! Например, оценка потребления населением хлеба. Если нет голода, это очень "неэластичный" показатель. Короче, если в марте 1941 года — хлебозаводы Ленинграда потребили 42 тысячи тонн муки, а в последних декадах августа и первую неделю сентября того же года — уже 75 тысяч тонн. Очереди за хлебом в городе отсутствовали. Там из последних сил поддерживали "видимость изобилия". Наблюдение означает, что не смотря на отчаянные попытки "выпихнуть" из города как можно больше "лишнего мирняка", численность его реального населения к сентябрю возросла, как минимум, на 2,5 миллиона человек. И далеко превысила пять миллионов. Не думайте, что мне легко это говорить…