Здесь не тепло; но мысль о друге,
О страстном, пламенном певце,
Меня ужели не согреет?
Ужели жар не поалеет
На голубом моём лице?
Нет! над бумагой костенеет
Стихотворящая рука…
Итак, прощайте вы, пенаты
Сей братской, но не тёплой хаты,
Сего святого уголка,
Где сыну огненного Феба,
Любимцу, избраннику неба,
Не нужно дров, ни камелька,
Но где поэт обыкновенный,
Своим плащом не покровенный,
И с бедной музой бы замёрз…
Ну разве мог он приглашать к себе малознакомых людей? Его неуютная комната, их неустроенная квартира, вечные стычки с отцом… Он стыдился всего этого.
С детских лет его больно ранило равнодушие родителей. И, видно, годы разлуки — те, что провёл он в Лицее, — не пробудили в них нежности. А ему так хотелось душевного тепла. «Свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства; жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался…»
Ольга восхищалась Петербургом.
Город необычайно красив. Поистине — Северная Пальмира.
— Ты пойди на Невский, — советовала она брату.— Нет, поезжай на набережную, на Адмиралтейский променад… Разве это Петербург? — она презрительно указывала в сторону окна, из которого виднелась их убогая Коломна. — Петербург там…
Восторги сестры были так красноречивы и заразительны, что Пушкин, смеясь, называл её Иоанном Златоустом и обещал незамедлительно обегать весь город. Ему и самому не терпелось поскорей увидеть всё. Его тянуло на улицы, к людям. Каждый день поутру он убегал из дому.
С Петербургом знакомился заново. Те детские впечатления, которые сохранились в его памяти, были не в счёт. Теперь он новыми глазами смотрел вокруг. За несколько лет, что провёл он в Лицее, Петербург вырос и ввысь и вширь, похорошел. То там, то здесь, вытесняя старые деревянные домишки, поднимались новые каменные дома. В два, три, а то и в четыре этажа. Бородатые мужики, пропитанные запахами деревни, заполонили город. Они рыли землю, тесали камень, укладывали кирпичи. Каменщики пришли из Вологодской и Ярославской губерний, плотники — из Костромской, землекопы — из Олонецкой.
После победного завершения войны с Наполеоном столица самой могущественной в Европе страны бурно строилась. Во вновь образованный Комитет строения и гидравлических работ вошли выдающиеся зодчие: Карл Иванович Росси, Василий Петрович Стасов. Тот самый Стасов, который так искусно приспособил под Лицей один из флигелей Царскосельского дворца.
Комитет строения рассматривал проекты всех построек, возводимых в Петербурге — от частных «обывательских» домов до общественных зданий. Всё должно было быть на самом высоком уровне. Равняться было по чему — Зимний дворец, Биржа, Казанский собор, Адмиралтейство…