Улыбнувшись на этот крик души, я подначил:
– А сам как думаешь?
Но терзающийся сомнениями Ванин улыбку не поддержал и ответил вполне серьезно:
– Я много про это думал, перебирая самые разные гипотезы. Но они отпадали одна за другой. Элементарно из-за твоего незнания обстановки. Можно было предположить, что ты придуриваешься, но знаешь, после рассказа о боях в Рязани у тебя в глазах ТАКОЕ появилось, что я даже несколько испугался. Так сыграть невозможно…
– Глаза к делу не пришьешь. Вывод-то какой?
Алексей вздохнул:
– А вывода – нет. Ведь если оставить голые факты, то получается, как будто тебя заморозили лет шесть-семь назад и только сейчас разморозили. Но этого не может быть.
Я фыркнул:
– Угу, или как вариант – все эти годы я провел в коме и, выйдя из нее, тут же познакомился с тобой.
– Для бывшего коматозника ты чересчур бодр, свеж и прыток. И это сильно удивляет…
Закурив, я спокойно ответил:
– А вот не преумножай сущности – не будешь удивляться. Просто в силу своего журналистского прошлого и общей социальной позиции ты не представляешь, что есть люди, которые действительно не интересуются ни политикой, ни новостями. Вообще! И для тебя это настолько странно, что ты готов скорее поверить в шустрого коматозника, чем признать существование такой категории людей.
Смущенный моими словами Ванин задумался, а потом пожал плечами:
– М-да, уел. Так я этот вопрос не рассматривал… Просто для плюющего на политику ты как-то чересчур эмоционально реагировал на мои рассказы. Это и удивило…
– Дык я же человек! Раньше я про такие новости просто не знал. А как узнал, то обалдел и возмутился!
Судя по лицу Алексея, эти слова его до конца не убедили, но он, видя мое раздражение, только пробурчал:
– Угу – новости… Им уже лет шесть, этим «новостям»… – А потом, меняя тему, поинтересовался: – А с Ловягиным как поступим? У тебя в Юрьево есть завязки в больнице?
Этот вопрос я уже обмозговал, поэтому ответил сразу:
– Завязок нет, но это делу не помеха. Нам ведь сложную и долгую операцию делать не надо, так – рану почистить, и все. А потом уколы мы и сами ставить сумеем. Значит, будем играть нагло и жестко. Я с Толяном иду в больницу, беру врача за жабры, и он все быстро делает.
– Как?
– Каком кверху! Отловлю «лепилу», зажму в углу и объясню политику. Скажу, что ейской братве врачебная помощь нужна. Сделает все как надо – получит сто баксов. А за любой косяк валим и его, и его семью. В общем – закошмарю основательно, и всё. Как думаешь, что он после этого выберет – деньги или законопослушание?
Ванин передернулся, видно, представив себе состояние хирурга после такого ультиматума, а я добавил: