- Антош, кажется боливар двоих не вывезет.
Перекладина хрястнула и мы полетели вниз. Я шмякнулся прямо на Антоша. Змей завыл. Вся живность, что находилась в сарае и на карде подняла жуткий гомон.
- Черт! Сейчас точно хозяева сбегутся. - Я заметался вокруг стога, не зная, куда спрятаться.
Со стороны дома раздался звук хлопнувшей двери. Бежать было поздно. Да и страшно. Далеко ли смогли бы убежать от крестьян гигантская кошка и головастая змея? Мой дед точно прихватил бы двустволку, чтобы подстрелить такое чудо.
- Прижмитесь к сеновалу, я вас прикрою сеном? - Приказал я Антошу и Ляле.
- А ты? - Испугалась за меня кошка.
- А я совру что-нибудь.
Дверь сарая с той стороны распахнулась. Громыхнули пустые ведра, вслед за ними раздалась отборная ругань.
- Поставит, дура старая, прямо на проходе.
- Сам дурак, под ноги не смотришь. Лису спугнул теперь.
Дверь к сеновалу открылась. Крупный коренастый мужчина со свисающими, как у моржа, усами направил в мою сторону ружье.
- Не, бабка, это не лиса. Это жулик, вор, конокрад. Руки вверх. - Приказал он мне.
Я поднял.
- Я не вор, боже упаси взять чужое. Это недоразумение. Я могу вам все объяснить.
- Это ты - недоразумение. Объяснишь участковому, кто ты такой и что делал в моем сарае, а я пока посчитаю свое хозяйство, не успел ли ты шею моим цесаркам свернуть.
- Не надо к участковому, я - жертва обстоятельств. Увидел сеновал и решил передохнуть на нем, а ваше бдящее хозяйство подняло такой гвалт.
- Тю, бабка, смотри, он нам лестницу сломал, гаденыш. Вот и убыток есть. Лети, мухой, к участковому, а я подержу его на прицеле, чтобы не сбежал.
- Не надо. Я починю лестницу.
Бабка не стала меня слушать, развернулась и исчезла в сумраке сарая.
- Мужчина, перестаньте целиться в меня из ружья, вдруг выстрелит? А это будет превышение пределов необходимой самообороны. Я не вооружен, не представляю для вас никакой опасности, мы можем поговорить, выяснить, что нам друг от друга ничего не надо и мирно разойтись.
- Конечно, а мне потом вся деревня будет пенять, что я вора отпустил. На тебя знаешь уже сколько охотятся? Скажи, это ты у соседа лошадь увел? - Старик понизил голос.
Я догадался, что он одобряет этот поступок.
- Нет. Я у вас впервые.
- Конечно, а то ты признаешься? Участковый из тебя душу вытрясет. А в городе так вообще и почки отобьют, и печень, и морду так подрихтуют, мама родная не узнает.
Глядя на старика, который, впрочем, по внешнему виду еще не дотянул до этого возраста, я предположил, что это не мой мир. Не носили у нас такие белые сорочки, похожие на ночное белье, с расшитыми отворотами на одну сторону. Не производила наша промышленность таких сапог с загнутыми острыми носами. Да и ружье имело слишком затейливый курок.