Человек-Паук. Майлз Моралес (Рейнольдс) - страница 117

– Дурак. Думал я тебя не вижу, да? – сказал он, не опуская кулаки. – Но когда живешь уже несколько веков, начинаешь видеть по-другому. Начинаешь видеть то, чего на самом деле, кажется, нет, – он оскалился, обнажив обломанные, словно куски дерева, зубы. – Например, возможности, – он набросился на Майлза. Начальник тюрьмы оказался куда проворнее и быстрее, чем Майлз ожидал.

Левой, левой, уклонился от удара. Затем Уорден нанес Майлзу апперкот правой, прямо в подбородок. Человек-Паук прикусил язык. Услышал, как клацнули зубы. Рот наполнился обжигающей кровью и металлическим привкусом. Прежде чем Майлз успел оправиться, Уорден нанес ему еще два удара, мощный хук прямо в нос. У Майлза зазвенело в ушах, на глаза навернулись слезы. Уорден застал его врасплох из-за неожиданной скорости и силы. Разве ему не сотни лет? Почему он не разваливается? Однако у Майлза не было времени подумать об этом, потому что Уорден со всей силы ударил его ногой в грудь, отбросив на массивную входную дверь. Старик снова набросился на него. Обрушил шквал ударов, комбинаций, о которых большинство боксеров и мечтать не могли. Майлз блокировал столько, сколько смог, прежде чем наконец в отчаянии не схватил с соседнего столика лампу – с абажуром из красного, зеленого и сиреневого стекла – и не разбил ее о голову Уордена. Стекло разлетелось вдребезги, яркие разноцветные осколки попадали, как декоративная обсыпка на мороженом. Так же как в ночном кошмаре Майлза.

Почти так же.

Уорден упал на пол, и Майлз выстрелил паутиной, чтобы связать его, но из веб-шутера вылетело лишь небольшое количество. О, нет. Только не говорите, что… Уорден снова осклабился и одним прыжком встал на ноги. С его пепельного лица капала кровь, но она не была красной – она была голубой. И густой. Она стекала по его белой рубашке прямо на выложенный мозаикой пол.

Майлз снова попытался метнуть паутину, но ничего не вышло.

– О, какое зрелище, – с издевкой сказал Уорден, пальцем вытирая кровь с лица. – Что случается с пауком, оставшимся без паутины? Имеет ли он право дальше зваться пауком? – затем, прежде чем Майлз успел напасть на него, Уорден вытянул руки в стороны, словно крылья, и ухватился за края комнаты. Казалось, будто все: стены, пол, мебель, картины, кровь, стекло и даже сам Майлз, – было своего рода странной проекцией на огромном экране. Будто все это было ненастоящим. Будто все это можно было просто взять и свернуть. Именно это Уорден и сделал. Ухватился за края комнаты и сдвинул их, словно задергивая занавески, складывая реальность пополам. Он сдвигал мир все ближе и ближе, пока вся комната не схлопнулась на Майлзе. На секунду все погрузилось в темноту, и когда Майлз снова смог видеть, как Уорден опять широко развел руки, он абсолютно не понимал, ни где находился, ни кем он был. Он провел рукой по груди: переплетения паутины на костюме были незнакомыми. Майлз не мог вспомнить свое имя, не мог вспомнить откуда он и что делает в этом костюме неизвестно где. Казалось, будто его полностью стерли. Будто не было Рио и Джефферсона, не было Аарона, Ганке. Не было Человека-Паука.