, он сунул в сканер вкладыш от жевательной резинки. Сканер зажужжал, и на экране в отдельном окошке медленно появилось изображение одного из набивших оскомину покемонов. Кажется, его звали Крабби, а может быть, Кинглер. Этот плод воображения мультипликаторов имел круглое туловище, совмещенное с головой, сверху красное, а снизу — на брюшке — оранжевое, и шесть суставчатых ног, передняя пара которых заканчивалась клешнями.
Хешшкор послал эту картинку на противоположный компьютер. А потом активизировал заклинание и ввел несколько команд.
В темной комнате засветился экран, мирно спавший в режиме отдыха. Возникшее на нем изображение смешного крабика походило на заставку какой-нибудь компьютерной игрушки. Вначале крабик был неподвижен, потом совершил несколько движений и… вылез из экрана.
Вылезая, он по частям становился объемным. Сперва обрела плоть левая средняя нога, спустившаяся на стол, за ней — правая. Постепенно надуваясь, словно мыльный пузырь, из плоского экрана выдвинулось туловище с клешнями и, наконец, задние ноги. Существо покатало туда-сюда по голове выкаченные беленькие глазки, спрыгнуло со стола и, проворно перебирая тонкими ножками, устремилось в коридор.
Крабби-Кинглер учинил в доме настоящий обыск. Настоящий — за одним исключением: он не оставлял после себя никакого беспорядка. И, когда он вернулся к экрану, держа добычу в клешнях, ничто не обнаруживало вторжения.
Хешшкор щелкал мышью, не в силах скрыть упоения властью. С какой легкостью картинка становится явью, предметы — электромагнитными волнами, и наоборот. Гениально!
«Я всемогущ. Но не бессмертен. Чтобы стать богом, мне не хватает такой малости…
И я получу эту малость. Я добьюсь своего. Я — Хешшкор Всемогущий».
Спустившись на стол, мультяшный чудик протянул ему две золотые сережки с пронзительно-синими сапфирами. Хешшкор поднес серьгу к уху, покосился в зеркало. Нет, не к лицу мужчине таскать в ушах такие побрякушки. Он задрал черную рубашку, обнажив красивый плоский живот, и вдел серьги в пупок.
Он посмотрел на иероглифы, украшающие модель кораблика в заэкранном интерьере, из которого только что вышел его посланец. Он знавал извращенцев, которым доставляет удовольствие клеить модели парусников, — что ж, это было хотя бы объяснимо: тяга к старине, к тем махровым годам, когда и пароходов-то не строили, не то что атомных ледоколов, боязнь современности, ее скоростей и масштабов. Он презирал эти дурацкие попытки спрятать голову под крыло, уйти от действительности — но хотя бы понимал их мотивы. А зачем держать в доме макет военного корабля с радаром, ракетными установками и ядерным двигателем, если ты не моряк и не конструктор?