Но меня оттуда выковыряли. Заглянули внутрь и спросили знакомым голосом:
– Эй! Так давно не виделись, а меня встречает только попа под одеялом.
– Я не попа.
– Теперь слышу, что не только. Выползай.
Я схватила его за пиджак, подтянулась, прижалась и наконец-то дала волю слезам. Скопившийся ужас просто разорвал бы меня, если бы я не дала ему возможности выплеснуться. И стало плевать, что это видят другие люди – пусть обнимет, пусть поцелует в волосы и скажет, что защитит меня ото всех бед. И я поверю.
Но он только на пару секунд прижал меня, а потом сказал:
– Юль, надо взять себя в руки и собраться. Тебе нужно ненадолго уехать.
– Куда?
– Пока едешь до аэропорта, я решу. Неизвестно, получится ли замять дело полностью и сколько на это уйдет времени. Ты же хотела на море? Вот и дуй на море. Я позвоню, когда можно будет вернуться. Возьми карту.
– Поедешь со мной?
– Нет, конечно.
Я продолжала бубнить ему в футболку, уже неприятно влажную.
– Я бы хотела, чтобы поехал… Я не хочу оставаться одна.
– Не сейчас, Юль. Надо убедиться, что ситуация разрулена, и не всплывет через пару месяцев.
– А если я поеду не в другой город, а в твою квартиру?
– Почему?
Я перечисляла взахлеб, как будто это было очевидно и давно продуманно:
– Потому что я, наверное, в чем-то ошиблась. Потому что в самый жуткий момент вспомнила только о тебе. Потому что только ты умеешь «разруливать» любые моменты. И что тебя никто не может обидеть безнаказанно. Наверное, это важно. Если тебе, конечно, тоже важно, что я готова это признать.
– Я… – он вдруг осекся, поднял мое лицо и посмотрел в глаза. Я вздрогнула – черт возьми, я же его действительно столько времени не видела! Уже забыла совсем, какого цвета у него глаза или как он умеет смотреть. – Юль, это неправильное решение. Ты сейчас немного туго соображаешь, а потом отойдешь и пожалеешь. О чем это я? Ты вообще не соображаешь.
– Сереж, мне страшно… Ты можешь хотя бы это понять? И не притворяйся – тебе не все равно. Ты не прилетел бы сразу вытаскивать меня из беды, если бы было все равно.
– Нет, просто полиция начала бы задавать вопросы, а тебе пришлось бы отвечать. И неизбежно всплыло бы мое имя – ведь тебе понадобилось бы объяснить причину его нападения на тебя. Кстати, намерение напасть тоже еще доказать нужно, потому ты лила бы вообще все, что знаешь, как любой другой на твоем вместе. А я очень не люблю, когда мое имя упоминается в уголовных делах. Так что считай, я себя из беды вытаскиваю.
– Вот почему ты всегда такой? Всегда поворачиваешь так, будто в тебе ничего нет, кроме цинизма.