У старого воина выступили слезы, когда он увидел, как стремительно деградировали перворожденные. Всего за три с половиной тысячи лет! Ни охотников не стало, ни кузнецов, ни доблестных воинов. Только утратившие искру настоящего искусства бездари, которые искренне гордились тем, что превратились в жалкое подобие самих себя.
Когда старик Истаэр, впервые в жизни опьянев от безмерного количества выпитого, ураганом ворвался в тронный зал, по пути расшвыривая так называемую охрану, Адоррас был молод и оглушен свалившейся на него властью. Но прослезившийся ветеран, на лице которого огнем пылал старый шрам, произвел на повелителя впечатление, схожее с вылитым за шиворот ведром ледяной воды. Истаэр кричал, не стесняясь придворных. Обвинял. Укорял. Проклинал. Плакал… ллер Адоррас до сих пор не мог забыть, сколько боли тогда горело в глазах старого воина. И сколько муки было в его срывающемся голосе, описывавшем угасание эльфийской расы.
Вопреки ожиданиям двора, новый владыка не оттолкнул израненного ветерана и не приказал выставить вон. Напротив, терпеливо выслушал, стараясь не выдать собственных сомнений и больно колющего чувства стыда. Именно тогда он понял, что старик был прав. Сто раз прав: если ничего не сделать, всего через пару поколений это увядание будет не остановить. Целая раса погибнет, выродившись в пустоцветов. Все их знания пропадут. Сама память выветрится, и не останется на Алиаре ничего, чем когда-то так гордились перворожденные.
Но резко менять каноны — а отцовский закон до горечи быстро стал каноном и незыблемой традицией — было нельзя. Нового владыку не поняли бы и не поддержали. Слишком инертно праздное общество. Слишком ленивы и беспечны стали эльфы. Слишком удобно им было в этой обманчиво милой сказке, в которой все прекрасно и весело, где нет смерти, крови, боли и разочарований. И где лишь безумцы пытались плести вялые интриги, но и то большей частью для того, чтобы хоть как-то развеять бесконечно долгую скуку.
Адоррас потратил много лет, чтобы отыскать единомышленников среди этого блаженствующего стада. Еще больше времени он потратил, чтобы постепенно подвести их к мысли о переменах. Несколько сотен лет специально вылавливал в развращенных негой родах молодых эльфов, способных стать опорой нового трона. Он год за годом привлекал их к своим делам. Терпеливо выманивал из домов, словно пугливых бабочек — к огню. Настойчиво отсылал на границы, на Бравегон, в королевства смертных, в бескрайние воды Островной империи… куда угодно, лишь бы держать подальше от двора. Он взращивал их, как заботливый садовник растит любимый огород. Поощрял, привлекал, исподволь приучая к мысли, что нужно многое менять на Эолларе. Он возился с ними, как с малыми детьми, стараясь вложить в ветреные головы хоть немного рассудительности. И в конце концов сумел убедить старейшин в необходимости создания не просто личной стражи, но и личной сотни, в которой властвовали бы иные ценности. И в которой ничто не имело бы значения, кроме верности долгу и безусловной преданности своему сюзерену.