Ему Бланш нравилась, по крайней мере, устраивала как мачеха. Во-первых, она действительно любила отца, и это было искренне, а во-вторых, никогда не лезла в душу, не донимала нравоучениями и не стремилась стать для него мамочкой. Француженка по происхождению, утонченная, великолепно разбирающаяся в искусстве, она всю свою жизнь провела в Париже, до свадьбы работая в музее Де Орсе. Там ее и встретил отец, довольно известный искусствовед, профессор, историк искусства, член диссертационного совета Римского университета и Римской ассоциации искусствоведов. Встретив Бланш, этот солидный, титулованный и уважаемый в широких кругах человек потерял голову от любви как мальчишка; он уговорил Бланш переехать в Италию, где они скоропалительно поженились, будучи знакомыми всего два с половиной месяца. Он же и устроил свою молодую жену в галерею Боргезе, куратором которой тогда являлся. В общем, как это говорится, отец и Бланш нашли друг друга: несмотря на ощутимую разницу в возрасте (отцу стукнуло сорок девять лет), они отлично гармонировали, говорили на одном языке, оба были помешаны на искусстве, оба были веселы, умны, красивы. Он искренне считал, что отец и Бланш — идеальная пара…
Отец снял для них коттедж на все «время подготовки к пересдаче экзаменов» — так он заменил название тех чудесных летних месяцев, именуемых для успешных студентов сладким словом каникулы.
Коттедж был полностью спрятан от дороги, ведущей в ближайший поселок, небольшой ореховой рощей. К их собственному песчаному пляжу вела лестница, как будто самой природой вырезанная прямо в скале, на которой и стоял коттедж; лестница заканчивалась небольшой бухтой, окруженной со всех сторон скалами, среди которых разливалось, шумело и пенилось Тирренское море.
Самые первые недели были безмятежными и потому великолепными. Они часами лежали на песке, загорали, болтали обо всем и ни о чем, смеялись, строили планы на будущее; потом отец с непременно суровым видом строго напоминал ему о необходимости засесть за учебники, и вместе с Бланш они «прогоняли» его с пляжа заниматься. Поворчав для приличия, он уходил в дом, где действительно час, а то и полтора уделял несданным предметам, после чего, «отбыв наказание», возвращался к морю. Отец и Бланш или дожидались его, или уезжали в поселок, предоставляя ему время до ужина — побыть наедине с собой.
Оставшийся на пляже один, он сразу же бросался в море, в чистую прохладную воду, окунался в нее с головой, стараясь смыть с себя и неудачу на экзаменах, и всю суету Рима. Потом, растянувшись на берегу, он закрывал глаза и с блаженством думал: как же хорошо просто валяться на горячем песке и ни о чем не беспокоиться, как здорово быть молодым, когда тебе всего двадцать один, когда твое сердце еще не ранено ничьим отказом, когда ты, по сути, еще не попробовал на вкус то сильное и почему-то пугающее чувство, о котором уже говорили некоторые его однокурсники (правда, в основном девушки). Чувство, называемое ими любовью. Что есть любовь и к чему она, когда тебе всего двадцать один? Все пустяки…