– А ваш перстень, где он? – поинтересовался я, глядя на примеченный ранее белый след на его пальце.
Колобов тут же сжал ладонь в кулак, прижав его к обивке дивана.
– Простите за мою бестактность, – тут же сдал я назад.
– Нет, ничего, – словно сделав над собой усилие, Колобов открыл ладонь и поднес к лицу. – Вы правы, перстень был. Наделяющий. Теперь его нет, – глухо, словно текст приговора, произнес Аркадий Алексеевич.
– А что случилось? – вновь осторожно спросил я.
Но, видимо, вновь совершил лютую бестактность. Хотя все равно не ясно, с чего он сбросил очки на диван, уронил лицо в ладони и принялся его ожесточенно тереть.
– В этом-то вся и проблема!.. – с горечью простонал он, не отнимая ладоней от лица. – В том, что вы тут, в Москве, ни черта не знаете! Не знаете, что прямо сейчас в вашей стране идет война! Умирают люди! Я смотрел телевизор – ну хоть одна, хоть бы одна новость об этом! Хоть где-нибудь!.. – прорычал он, будучи в явном отчаянии.
– Аркадий Алексеевич, вы уж простите… – неловко начал я, оставаясь в непонимании причин.
– Ничего-ничего… – убрал он ладони и протер лицо платком. – Это вы мне простите эту вспышку. В самом деле, какая вам разница…
– Возможно, разница есть. Пока не узнаю, не скажу, – признался я.
– Хотя бы честно. Хотя бы без фальшивого сочувствия, – быть может, просто нашел он в моем ответе то, что хотел услышать сам.
Война идет в стране круглосуточно. Мелкая, затяжная, стычками и в полную силу – кланы имеют собственные земли, свободу, практическую неподсудность и право не платить налоги. Странно было бы переживать за то, что сосед решил отрезать у соседа клочок земли и за это получил по зубам. Простых людей, конечно, жаль.
– Так как бы вы рассказали эту историю по телевизору, если бы могли?
– Бросьте… – буркнул он, словно стесняясь своих эмоций; снова нацепил очки и прижал портфель к груди.
– Но вы ведь хотели, чтобы хоть кто-то обо всем узнал?
– Уже поздно. Уже все случилось.
– История – это ведь все то, что уже случилось, – пожал я плечами. – Рано или поздно об этом расскажут.
– Расскажут так, как хотят победители.
– Вот именно, – поддакнул я.
Не то чтобы я его уговаривал и вызывал на откровенность – попросту ожидать было скучно, а беседа коротала время. Но последний довод все же возымел действие.
– Есть такой… был такой клан на юге страны. Фоминские. Может, слышали?
– Слышал, – кивнул я, с удивлением примеряя к живому в общем-то аграрному клану слово «был».
– Шестьсот лет назад тоже был. Хороший, крепкий род. Боевой. За службу на границе быстро прирос землей, получил право основать клан. Много доблести, славы и почета. Появились вассальные семьи. Слуги с родословной, которые получили свой герб. Война с османами, новые земли… Более полутысячи лет – это немало, юноша; сложно все рассказать.