– Тот день выдался прохладным и ненастным, – произнёс папа. – Помню, я шёл по мокрой траве в саду и собирал улиток в банку из-под варенья. Лена, как обычно, зашла поиграть. Я часто поджидал её в саду, потому что знал, что она не любит заходить в дом одна. Словно боялась, что ей не рады. Но когда мы начинали играть, всё менялось. Она переставала бояться, залезала со мной на деревья, ловила лягушек, и мы вместе отправлялись в поход в лес. Как же она радовалась, как смеялась! Мы хохотали до потери пульса, помнишь, пап? – обратился папа к дедушке. – Как в тот день, когда ты сфотографировал нас в саду. Тот день был замечательным. Не все дни были такими… И особенно последний. Рано утром пошёл дождь, всё намокло, и поэтому я предложил Лене поиграть у дома вместо того, чтобы идти в лес. Я поднялся в комнату, чтобы взять кое-какие игрушки, пробежал по второму этажу и спустился по лестнице – ведь у нас было важное дело: мы собирались играть. Мы уселись на крыльце под козырьком крыши, и я высыпал из коробки на ступени лестницы игрушки – маленьких пластмассовых животных и другие фигурки. Помню, как Лена взяла их и поставила на ступени в несколько рядов. Мы обожали эту игру. Мы и раньше играли в неё много раз, и она нам никогда не надоедала. Мы называли её «Побег из зоопарка». Иногда мы играли в неё на картофельной грядке, и заросли картофельной ботвы превращались в джунгли. А иногда в огороде мы рыли тоннели для побега.
Папа замолчал, и Исабель заметила, как искривился его рот, будто он больше не мог улыбаться, вспоминая об этом. Папа и Лена… Этих детей больше нет. Один вырос, другая умерла… Исабель едва сдерживала слёзы.
– Мы сидели на ступеньках, увлечённые игрой, – продолжил папа свой рассказ. – Не шумели и никому не мешали. Мы просто играли. А когда мы играли, окружающий мир для нас не существовал… Но внезапно дверь распахнулась, и появилась ты, мама… Ты не знала, что мы сидим на лестнице. А у тебя в руках была полная корзина только что выстиранного белья. И ты заметила нас слишком поздно.
Помню, что, споткнувшись, ты не удержалась на ступеньке, что корзина отлетела в траву, а внизу – куча разбросанного постельного белья… А ты – ты лежала на животе с закрытыми глазами, и твои руки были содраны до крови. Тогда я подумал, что тебе, наверно, ужасно больно, и хотел тебя успокоить, но до этого так и не дошло… Потому что ты страшно рассердилась – такой я тебя раньше не видел. Ты пришла в ярость и стала ругаться, что мы раскидали игрушки. Говорить что-то было бесполезно. Ты не слышала. Расшвыряв ногой наших животных, ты потащила меня за руку по коридору, прихватив мою собачку, и перед тем как толкнуть меня в подвал, бросила мою любимую игрушку в кухонную печь. Ты развела огонь, как мы обычно делали в прохладные летние дни, и я помню, как в печи заплясали языки пламени. И тогда ты сказала: «Вот так», – заперла дверь и повернула в замке ключ.